Подлинные сочинения Фелимона Кучера
Шрифт:
– Да в вас и впрямь пробудилось что-то от краснокожих, – подивился белый охотник.
– Быть может, это просто нечто подлинно человеческое? – поднял брови Гевкамен и почесал свою бритую голову.
– Оставим философию, – резко махнул рукой Соколиный Взгляд, – и начнём действовать.
– Что мы можем предпринять? – выпрямился по-военному майор Хейхой.
– Мы войдём в деревню прямо сейчас, пока там нет Хитрой Лисьей Морды, – решил охотник.
– Это опасно. Вас могут узнать и другие Ирокезы, а вы ведь не пользуетесь у них доброй славой, как я успел понять, – возразил Пьер.
– Вы правы.
– Я предлагаю себя. Я пойду с Гевкаменом к дикарям.
– Вы отважный человек, Пьер, – проговорил Соколиный Взгляд, и Хейхой застенчиво потупил взор, – но индейцы не такие уж болваны, чтобы принять чужака за своего и не отличить белого мужчину от краснокожего. Однако, если выдать вас за какого-нибудь бродягу, это могло бы сойти за правду. Если вы появитесь у них в деревне сами, они вас не тронут, даже если вы не придётесь им по душе – таково правило гостеприимства.
В эту минуту из леса с двух разных сторон показались Чихохоки.
– А вот и наши верные друзья, которые если не помогут вам превратиться в заправского туземца, то уж точно изменят ваш облик до неузнаваемости.
Выслушав план, Здоровенная Змея и Торопливый Олень поразмышляли некоторое время, как полагалось краснокожим, затем старший из них сказал:
– Надо изменить причёску.
Пьер с сожалением вздохнул, но согласился, с содроганием думая о том, во что превратится его светская внешность через несколько минут.
Индейцы ловко и быстро выбрили череп Хейхоя высоко над лбом и над висками, оставив широкую полосу волос тянуться от темени до шеи. Следующим их шагом была раскраска, и дикари тщательно вымазали жиром оставшуюся шевелюру майора, затем покрыли его лоб и нижнюю часть лица чёрной краской. После этого они велели ему сбросить с себя всю одежду и исполосовали поперечными чёрными линиями ноги офицера, сделав их похожими на конечности зебры. Соколиный Взгляд отдал Пьеру свою длинную рубаху, а Торопливый Олень разорвал камзол Хейхоя, приспособив кусок ткани со спины для набедренной повязки.
– Вы меня так хорошо обслуживаете, – сказал Пьер с блаженной улыбкой на лице, – что я чувствую себя так, будто нахожусь в дорогом парижском ателье.
Индейцы пожали плечами, не поняв, о чём говорил француз.
– А вот башмаки придётся сбросить, – объявил Соколиный Взгляд, – отправитесь босиком.
– Без мокасин? И дикари примут меня босоногого?
– Примут. Вы увидите, что многие из них ходят по деревне босиком… Ну вот вы и перестали быть светским человеком по имени Пьер Хейхой, – засмеялся охотник. – Прицепите-ка к своему ремню мой охотничий нож. Он может вам пригодиться в крайнем случае. Теперь запомните, что в обществе Ирокезов лучше не говорить по-французски. Пользуйтесь английским языком. И нажимайте на то, что вы оставили белых людей, чтобы познать настоящую жизнь, и надеетесь найти её среди могущественной Лиги Шести Племён. Помните и о том, что индейцы по своей природе очень простодушны, почти наивны. Они верят в чудеса и пророчества и являются страстными правдолюбцами… А теперь ступайте с Богом, и да благословит вас Небо. Вы выказали мужество, и оно мне нравится особенно потому, что этот дар придаёт вашим причудливым сексуальным пристрастиям необычайную выразительность и даже привлекательность.
– Вы на самом деле так считаете, Наталиэль? – Глаза Пьера засияли.
– Да, – уверенно кивнул Соколиный Взгляд, – и если судьба сведёт нас когда-нибудь при более благоприятных обстоятельствах, то я попытаюсь выразить моё восхищение вами в иной форме.
– Неужели?
– Ступайте, мой милый друг, – Соколиный Взгляд одарил
– В такие минуты начинаешь по-настоящему понимать, что живёшь не напрасно, – улыбнулся Хейхой, и его страшное от чёрной краски лицо исказилось в ужасной гримасе.
Дорога, избранная Гевкаменом, шла через место, расчищенное бобрами. Оставшись наедине с простоватым учителем пения, так мало пригодным для того, чтобы оказать поддержку в отчаянном предприятии, Пьер Хейхой внезапно осознал все трудности принятой на себя задачи. В сгустившихся сумерках дикая местность сделалась нестерпимо жуткой. Что-то страшное было даже в самой тихой заводи. Но решение уже принято, шаг сделан, комплимент Соколиного Взгляда прозвучал. Поворачивать было поздно.
На противоположной стороне просеки, вблизи того места, где ручей низвергался с гор, появилось селение Ирокезов: высокий покосившийся частокол, кое-где обрушившийся, за которым виднелось штук двадцать больших строений, обложенных древесной корой. Каждый дом достигал в длину шести-восьми метров. Остов такого дома состоял из вертикальных столбов, крепко вбитых в землю и достигавших высоты почти трёх метров. На развилках этих столбов укреплялись горизонтальные балки, на которых, судя по всему, держались более тонкие жерди, расположенные так, что образовывалась изогнутая крыша. Стены были покрыты корой красного вяза и ясеня шершавой стороной наружу. Чтобы пластины из коры держались хорошо, снаружи был вбит ещё один ряд столбов. Такой же корой была покрыта крыша, посреди которой было оставлено отверстие для дыма. На обоих концах дома были двери, сделанные или из коры и подвешенные на деревянных петлях, или из оленьей или медвежьей кожи, свисающей над входом.
Стояли и сооружения иного вида, предназначенные, вероятно, лишь для одной семьи: некоторые круглые в основании и со сферической крышей, другие имели в основании треугольник и были похожи на пирамиды; те и другие тоже были обложены древесной корой.
Кое-где виднелись разложенные на толстых брёвнах оленьи шкуры, приготовленные для выделки, и перед ними сидели женщины, соскребая со шкур мездру и волосы. Виднелась также кожа, растянутая над ямами с дымящимися углями – таким способом туземцы изменяли её цвет и придавали ей плотность. Повсюду валялись щепки, кусочки коры, ветви, обглоданные кости.
Очутившись на территории индейской деревни, Пьер остановился в растерянности. Никогда прежде он не видел, как жили первобытные народы, и даже не мог представить этого. Теперь он лицезрел быт диких людей, и увиденное поразило его. В сумраке возникали и исчезали голые фигуры индейцев, не обращавших внимания на пришедших.
Гевкамен, заметив, что его товарищ остановился, посмотрел по направлению его взгляда и заговорил, заставив Пьера прийти в себя:
– Здесь много благодатной почвы, ещё не обработанной, для служителя Господа Нашего. Здесь можно оставить много добрых семян…
– Пойдёмте, куда нам идти? – прервал его Пьер.
Они прошли дальше и остановились перед дверью большого дома, над входом в который висели рогатый олений череп и распятое чучело орла. Тут их заметила играющая при входе детвора и разразилась пронзительным воем, признав в Хейхое чужака. Француз повелительно поднял руку над головой и оставался в такой позе до тех пор, пока голоса детишек не стихли. Со всех сторон к дому потянулись люди, сверкая глазами, как звери, и нельзя сказать, что взгляды их излучали дружелюбие. Несколько воинов мрачно столпились перед входом, держа в руках громадные топоры с кривыми рукоятками.