Подлунный квест

Кащеев Денис Георгиевич

— Вот что звезда Всеслава Полоцкого делает, даже еще не врученная, — сварливо пробормотала Маша, когда, покончив с формальностями, мы отошли от офицера. — В былые времена, коли доводилось пересекаться, он на меня как на пустое место смотрел, а теперь гляди-ка: «Что же вы, сударыня, не остановились на каникулы у нас, в Муравьевке?» Можно подумать, меня кто-то в эту его Муравьевку приглашал!

— Так это он, может, и пригласил — таким вот образом? — предположил я.

— Поздно, — скривилась девушка. — Я уже Милане обещала. Не бросать же ее — тем более теперь, когда она в такой ситуации!

— Это да… — задумчиво

кивнул я. Мысли мои вернулись к проблемам Воронцовой — в свете наводки, что подкинул нам в экипаже жандарм. — А что, этот граф Василий Ростопчин — серьезная фигура? — понизив голос, спросил я у собеседницы.

— Куда уж серьезнее. Говорят, он еще с отчимом Миланы бодался, и небезуспешно — когда граф Анатолий на пике своего влияния был… Вон, кстати, здесь его сын, — показала внезапно Маша глазами куда-то в сторону. — Иван Ростопчин.

Я проследил за ее взглядом: у высокой стеклянной двери, как видно, ведущей на балкон, стоял высокий молодой человек в гвардейском мундире при серебряных эполетах поручика.

— У графа Василия два сына-близнеца, — проговорила между тем Муравьева. — Этот, Иван, служит в семеновцах, его брат, Павел — в Конвое. Говорят, при рождении отец подчистил им ауры, чтобы нельзя было определить, кто из братьев появился на свет первым — вроде как, чтобы ни один не имел перед другим никакого заведомого преимущества. Так они с самого детства и соперничают. На грани взаимной ненависти — а то и за гранью! Один поэт — некий господин Коровин, мастеровой из инородцев — даже пьесу об этом написал в стихах. Но граф Василий добился, чтобы постановку запретили, а рифмоплета этого выслали — не то в Бухару, не то вовсе за кордон, в Галилею… Впрочем, за последнее не поручусь — мало ли что люди болтают — но саму пьесу точно из театров убрали.

— Ничего себе! — хмыкнул я.

— Ходили слухи, что Ростопчин был на короткой ноге с Всеволодом Романовым, но, может, это и враки — после опалы Светлейшего князя положение графа Василия, вроде бы, ничуть не пошатнулось. Ну а со смертью Анатолия Воронцова, он, пожалуй, сделался самым влиятельным человеком в Московской губернии. Исключая разве что императорского наместника, князя Кропоткина… А может, и не исключая.

— Короче, получается, Милана попала по полной, — вздохнул я.

— Так просто Воронцова не сдастся! — заявила на это Маша. — Но вляпалась она крепко, да… — вынуждена была тем не менее тут же признать моя собеседница.

— Прошу прощения, я не помешаю? — серебряным колокольчиком раздалось в этот момент за нашими спинами.

Я обернулся и увидел Диану Цой.

Хабаровчанка была в своей салатовой униформе со значком целительницы на груди. На голове у девушки красовалась пилотка — существовало какое-то правило, что снимать ее в помещении не следовало — в отличие от наших шапок и фуражек. Волосы, ранее свободно спадавшие ниже плеч, азиатка укоротила, превратив в элегантное, немного дерзкое каре.

Карие глаза посмотрели на меня — и я тут же утонул в них, словно в бездонном омуте. О, духи! Возможно ли, что когда-то Цой казалась мне не особо привлекательной?! Да она же просто богиня во плоти!

Неужели все дело в новой прическе?!

— Привет! — радостно поздоровалась с Дианой Маша.

Я тоже заставил себя что-то такое пробубнить — вышло, кажется, нечто невнятное.

— Какими судьбами в Москве? —

не без удивления осведомилась между тем у хабаровчанки Муравьева.

— Вот, пригласили на награждение, — пояснила Цой. — Но я бы и так сюда приехала — заняла на курсе шестое место. Я же рассказывала, нет? Такой у нас в институте приз лучшей полудюжине — недельная поездка в Первопрестольную!

— Да, что-то такое было, — не слишком уверенно кивнула Маша. — А мы вот свой Китай профукали в Сибири, — развела она затем руками. — Ты-то как сумела в лидерах удержаться — после всей той катавасии?

— У нас рейтинг не так, как у вас, считается, — пояснила Диана. — Да и запас перед полевым выходом у меня был неплохой… А про Китай — сочувствую, — покачала она головой. — Там интересно.

— Ты так говоришь, будто сама там бывала, — хмыкнула Муравьева.

— Так я и бывала, — поведала Цой. — Туда же не только официальные делегации ездят. Разрешены и частные туры. Другое дело, что их немного совсем, запись желающих чуть ли не на годы вперед ведется. Да и стоит это удовольствие недешево, далеко не каждому по карману. Но у меня двоюродный дядя крутит какие-то дела с купцами, которые как раз такие поездки организуют — нашими и китайскими. Ну и пристроил меня как-то по знакомству. Пекин, Сиань, Шанхай… Впечатлений — море!

— Ох, не трави душу! — вздохнула Маша.

— Прости, — белозубо улыбнулась Диана. — Но ты сама спросила.

Возникла пауза. Муравьева покосилась было на меня: давай, мол, твоя очередь поддержать светскую беседу, но я по-прежнему был не в силах вымолвить ни одного членораздельного звука — тупо стоял и пялился во все глаза на красавицу-хабаровчанку. Оставалось надеяться, что это не выглядело совсем уж по-идиотски.

Хотя наверняка выглядело. Но мне было плевать!

— А где ты остановилась в Москве? — вынуждена была сама дать новый пинок увядшему разговору Маша.

— В «Национале», — ответила Цой. — Шикарные номера, у каждого свой — я в таких хоромах в жизни не жила! А вы где проводите каникулы? — в свою очередь поинтересовалась она.

— Гостим у одной нашей сокурсницы, молодой графини Воронцовой.

— О, известная фамилия, — понимающе кивнула Диана.

— Не без этого, — заметила Муравьева.

Они еще о чем-то заговорили, но я уже будто бы и не слышал слов — только голоса: ровный, спокойный — Машин… И волшебный, чарующий — Цой. Потерявшись в оном, я даже не заметил, как распахнулись высоченные двери и нас громогласно пригласили в зал, где должна была состояться торжественная церемония. Но тут Диана вместе со всеми двинулась туда — и я, как привязанный, засеменил следом.

Само награждение в памяти у меня почти не сохранилось — после мне рассказывали, будто бы пожилой князь Кропоткин лично приколол мне на китель звезду и отечески напутствовал, но хоть убейте, не помню! А сертификат на получение из казны десяти империалов, прилагавшийся к ордену IV степени от государевых щедрот, я и вовсе не сподобился взять — уже на выходе из зала меня перехватил ротмистр Муравьев и, отчитав сквозь зубы, всучил забытый документ.

Как и когда мы расстались с Машей, тоже толком не соображу: после церемонии нас ждал портал в имение, но Цой предложила задержаться в резиденции: далее в программе значился бал. Судя по всему, Муравьева все же решила уйти, а я остался с Дианой.