Подмастерье. Книга о творцах
Шрифт:
что Моисея выручал,
и отправляешься в поход,
а дальше, в беспамятстве
теряя силы, идёшь домой,
чтоб осознать в бескровной
злобной тишине свою
беспомощную веру,
и, оправданью вопреки,
не дожидаясь возвращения
покоя, встречаешь
с отвращением приливы
новые тоски и страха –
извозчика твоей
везущего тебя на свалку,
где одиночество и боль –
твои друзья, и лицедеи зовут
в бордель, в опустошённый дом
надежды, где всё напыщенно
и глупо, но выбор сделан,
и, открывая дверь входную,
ты плоть терзаешь, а душа
бежит из этих мест на небо,
надеясь, что Создатель знает
твои страданья и простит тебя
за доброту, которая сильнее
всех земных пороков.
3
Изнеженное, ласковое солнце
не для тебя. Разбой
коленопреклонённым цветом
на части рвёт забавы дня.
Ты – маленькая точка на карте
тишины, ты отражённым
светом своей души терзаешь
побледневший, израненный
сюжет. Начало – это страх,
забавы ради цветут твои
восторги и крупными мазками
ложатся на мольберт,
безумие на волю рвётся,
переполняет край судьбы.
Как это всё остановить? Спасибо,
выстрел подоспел, а грудь
не чувствует и не болит.
Лишь обессиленное время
тебя окутывает нелюбовью,
и настоятели минут уже
заводят хор церковный
полей Арле, но всё напрасно,
ведь в настоящем ты не жил.
4
Письмо Ван Гога Полю Гогену:
Приезжай. На стыке
ненависти глаз плетёт
рассудок воображенья
паутину.
Подсолнух зреет,
просится в картину,
в безвременное «я»,
так и не понятое мной
за столько лет терзаний сущих.
Мы будем пить, ходить
в бордель и славить демонов
поступки в бесхитростном
пространстве ночей,
изъеденных тоской, как молью
наших
Гоген, зачем от времени
отгородился ты забором,
уставшей истиной
испорченных надежд?
У замыслов червивых,
подтачивающих гордыню
дней, исход один – холодное,
немое солнце, ровесник
одиночеству, пришедшее
на встречу к нам
из отрешённой пустоты,
из мест, куда с тобою путь
мы держим. Ну сколько можно!
Приезжай.
5
Душа – убежище наитий
окрылённых,
но мысль, как бедная сестра,
не хочет жаловать и ждёт,
когда твой слабый ум
поймёт её обиды, живущие
на тёмном фоне тишины.
За равноправием закат
разводит краски для сюжета –
всё больше огненных,
страстей одноимённых бред
уже несётся по мольберту
галопом, воплем синевы,
и брызжет солнце дрожью
нервной, ещё мгновение –
и рухнет небосвод.
Как упоительно начало!
Распахнуты ворота Ада,
ты падаешь на дно Вселенной,
скупой царицы, вдохновлённой
безумием твоих невзгод.
6
Письмо Ван Гога брату Тео:
Не смею. Ты прости. Но тянется
рука к перу, к безвременному
чистому листу. Спешу сказать.
Когда болит, ты лечишься
лекарством, брат мой Тео,
а я – письмом. Мне кажется,
что на двоих у нас всего лишь
одно сердце. Когда уйду я,
ты не задерживайся. Пожалуй,
так оно и будет. Теперь о главном.
Пойми, не в рисовании
и не в картинах дело, да и цена
здесь ни при чём. Мы просто
миссию с тобою выполняем.
А все слова о назначении
художника – такой же бред,
как наши устремления жить лучше.
Тео умер через полгода после смерти Ван Гога.
Конец ознакомительного фрагмента.