Подметный манифест

Трускиновская Далия Мейеровна

–  Этого нам только недоставало, - подытожил Архаров.
– Постой, постой, постой…

Мысль ускользала, мысль никак не давалась, чего-то недоставало, чтобы она воплотилась в слово. Архаров с неожиданной для Шварца поспешностью вскочил.

–  Карету!
– крикнул он.
– Живо! Ну, черная душа, моли Бога, чтоб я угадал! Реляции! Вот в чем загвоздка - понял?

–  Я всегда за вас, сударь, Бога прошу, ибо неблагодарность есть тягчайший из грехов, - сообщил Шварц.

Архаров пронесся мимо него забавной своей побежкой, выскочил в коридор, на крыльцо и разразился бранью - каждый миг промедления казался ему преступным.

Помчался

он к князю Волконскому. У того дома хранились присланные из Москвы письма и военные реляции. Увидев гору бумаг, Архаров охнул и едва удержал в себе матерный комментарий. Но милостив Бог - и часа не прошло, как искомое сыскалось.

Двадцать второго марта самозванцева фортуна временно от него отвернулась - регулярные части отвоевали крепость Татищеву и погнали маркиза Пугачева, отбирая крепости одну за другой. Ежели бы тот, кто затеял стрелять в Архарова, желал лишь погибели обер-полицмейстера, и не более того, покушения бы продолжались и после того числа. А меж тем даже ни одно подозрительное рыло не было замечено поблизости от Пречистенки. Стоило самозванцу перейти в наступление и взять крепость Осу - тут же состоялась попытка похищения бессловесного горемыки.

Все увязывалось вместе, все перепуталось между собой, но стали уж выявляться некие новые связи, не менее опасные, чем предполагаемая попытка Ивана Ивановича Осипова, он же Каин, вновь воцариться на Москве.

Архаров поехал обратно к Рязанскому подворью. Там его ждал Ушаков.

–  Ваша милость, французенка по прозванию Фонтанжева домой уезжать собралась и все имущество свое по дешевке уступает, - доложил он.
– Товар там разный, всякое добро из лавки, с собой только ценное берет. Домохозяин уж других нанимателей ищет. Мебели она девке Катерине, что у нее в услужении была, оставляет. Не сегодня-завтра уедет - лавка уж закрыта.

–  И давно собралась?
– спросил Архаров.

–  Я спрашивал, ваша милость. Недели две, как засуетилась. Да не она одна - иные мадамки тоже в дорогу собираются. Да вы у Клавароша спросите, ваша милость. Он к ней приезжал, а потом она и засобиралась.

–  Откуда такие сведения?
– удивился Архаров.

–  Так бабы ж друг за дружкой следят - кто к кому ездит да не остается ли на ночь. Клавароша они видели, знают, что француз и что служит в полицейской конторе. Приезжал на извозчике, извозчик его ждал.

–  Стало быть, сразу, как начал на ноги вставать… Прелестно.

Новость была странная - как же так? Жила себе, жила, вдруг - хвост трубой, куда-то понеслась! И все… и уедет в свой Париж, или откуда там ее принесла нелегкая…

Архарову почему-то казалось, что их безмолвное противостояние будет вечным.

–  Другой кавалер там не появлялся?
– сделав над собой некоторое усилие, спросил он.

–  Бабы знали бы. Никого у нее нет, одна живет. Они бы и рады приврать, но тут, видно, все чисто. Я в окошко заглядывал - точно в дорогу собирается, лавку уж разорила…

–  Хорошо, ступай…

Все было не так, как следует… Все обстоятельства, словно кто нарочно так подстроил, сложились во вред обер-полицмейстеру. И это последнее… хотя, казалось бы, какое оно теперь имеет значение? Да никакого, однако ж царапнуло по шкуре, по той толстой шкуре, которую должен отрастить всякий, собравшийся следить за порядком в таком богоспасаемом месте, как Москва…

Ошибки, сбившись в ком, наподобие тех, что скатывают зимой ребятишки, забили путь к подлинному состоянию дел, не давали Архарову двигаться вперед, - значит, усилием

воли нужно было усадить себя за умственную работу, сие весьма полезно, отвлекает от неприятных пустяков. Он вновь перебрал в памяти все события, которые так удачно дополняли друг друга, и нашел трещинки, нашел несуразности, даже обрадовался, закричал, чтобы позвали снизу Шварца.

Шварц явился, готовый слушать и понимать. За что его Архаров и ценил - понимание, может, раньше, в златом веке, встречалось повсеместно, а в восемнадцатом стало крайне редким явлением.

–  Слушай, черная душа, я докопался. Ошибка моя вот в чем, - сказал Архаров.
– Камчатка и Мохнатый со товарищи после того, как Каина в Сибирь повезли, затаились на Москве и, я чай, тут и чуму пересидели. Когда я в должность вступил, они через верных людей непременно про меня узнавали, кто таков да чего от меня ждать. Тот же наш Демка Костемаров, что от старых дружков-шуров не отстал - а кабы отстал, немногие покражи удалось бы нам сыскать, - непременно рассказывал, что новый обер-полицмейстер любитель кулаками помахать. Да я этой добродетели и не скрывал…

–  Сие во многих случаях есть именно добродетель, - согласился Шварц.
– Ибо, будучи применена, не позволяет злодею усугубить свои злодеяния.

–  Стало быть, тот из московских мазов, кто ко мне вздумает сунуться, должен брать пистолет, или ружье, или шпагу, ну хоть нож… А кто рассчитывал со мной управиться голыми руками, тот на Москве человек новый, и совета ему спросить не у кого. Коли бы тот недоумок, что мне на лестнице повстречался, был послан от Каина - он бы, меня завидев, в драку не лез, а дал деру. Далее. Недоумок был с черной рожей. Тут я, признаться, не совсем в своем умопостроении уверен. Коли бы это был от Каина гонец, то замотал бы рожу тряпицей, сажей бы измазал. Это не была сажа - на пятке-то у меня следов не осталось, а я как раз в рожу угодил, очень уж он ловко на лестнице против меня встал. И тряпицы не потерял… Статочно, была на нем бархатная личина на манер машкерадной, что цепляется на веревочках, у тебя, поди, таких в чулане полно… Каин сам в давние годы машкерады в Зарядье устраивал, но снабжать бархатными личинами своих головорезов он бы, поди, не додумался.

–  Вы, сударь, не ко времени сии изыскания затеяли, - вдруг сказал Шварц.
– Потом, когда злодеи будут изловлены, вы, коли угодно, можете пригласить меня в свой кабинет и в приятной беседе счесть свои оплошности. Сейчас же вам в сем упражняться не след. Ибо надобно действовать, а не уверять себя в своей глупости и нерасторопности. Всяк, излишне преданный розыску своих несовершеств, бывает угнетаем страхом и мало успевает совершить…

–  Что же, по-твоему, делать с Камчаткой, Мохнатым, Кукшей и прочей братией?
– спросил несколько удивленный этим рассуждением Архаров.

–  А чего с ними делать? Сидят под замком - и прекрасно, там им самое место, - отвечал немец.
– Таким образом мы избавляем себя от беспокойства, ибо время наступает смутное, чем Каин не преминул бы воспользоваться, будь его дружки на воле. А их мы избавляем от повреждения их совести…

Узнав занятный пассаж государыни, столь ловко примененный, Архаров расхохотался.

–  Ступай, Карл Иванович, утешил ты меня…

Немец вышел не сразу - он словно бы ждал, что к нему обратятся еще с каким-то вопросом. Это Архарову не понравилось - Шварц слишком хорошо выучился читать по обер-полицмейстерскому лицу, пусть даже, как казалось Архарову, совершенно спокойному.