Подметный манифест
Шрифт:
Бибиков, человек опытный, получил от государыни неограниченную власть в местностях, захваченных самозванцем, и был отправлен исправлять то, что, по общему санкт-петербургскому мнению, напортил Кар. Понятное дело, через Москву.
– Уж и то благо, - сказал он Волконскому, - что в столице всю опасность осознали. Деколонг, что командует Сибирской линией, пишет: башкирский народ-де генерально взбунтовался… А что у вас?
– Сам, батюшка, видел, - отвечал Волконский.
– Наша первопрестольная в страхе и унынии.
– Да уж видел, как чернь по улицам шатается и буйственное свое расположение к самозванцу возглашает. Свободу он им, вишь,
– От каждодневного труда свободу, - печально произнес князь.
– Свободу громить погреба и пить все, чего душе пожелает, прямо из бочки. Ты, Александр Ильич, обещай мне правду писать, чтобы в случае крайности хоть что-то успеть сделать.
– Писать буду, - обнадежил Бибиков.
Архаров и тут при встрече говорил мало, больше приглядывался. Бибиков ему понравился - военное дело знает, умен - недаром председатель Уложенной комиссии, что печется о законах. И оказал Архарову более уважения, чем Кар: тот лишь сам себя слушал да с князем споры затевал, Бибиков же расспрашивал Архарова о полицейских мерах против сторонников самозванца. Расспрашивал разумно - сказывалось, что он сам усмирял народные волнения в Казанской и Симбирской губерниях.
– Задержись малость - Алексндра Васильевича с помолвкой поздравишь, - сказал Бибикову Волконский.
– А когда сие?
– Собирался восемнадцатого числа.
– Экий он у нас шустрый… его бы с собой в Казань взять… - Бибиков вздохнул.
– Ты его теперь не трожь!
– грозно и весело разом предупредил князь.
– В кои-то веки собраться изволил!
Поздравлять генерала Суворова с помолвкой поехали все разом. Жил он недалеко от Волконского, в отцовском доме на Большой Никитской, за Никитскими воротами, в приходе здешнего Вознесенского храма. Дом был приобретен незадолго до чумы и довольно велик, чтобы вместить большое семейство - одряхлевший батюшка генерала, сам - генерал-аншеф, сенатор и подполковник Измайловского полка Василий Иванович уже хотел наконец увидеть от старшего сына внучат. Сам он и сыскал невесту - засидевшуюся в девках, но имеющую знатную родню княжну Прозоровскую. Суворову оставалось, прискакав в Москву, лишь формально посвататься.
Архаров эту девицу знал - она жила неподалеку от Лубянки, близ того каменного Кузнецкого моста., что дал название всей улице. Он встречал ее как-то у княгиги Куракиной, сестры графов Паниных, на Мясницкой, и в доме Татищева, что у Красных ворот. Там ею вслух восхищались и прочили ей знатных женихов, однако втихомолку посмеивались - где таких в Москве сыщешь? Да и не первой свежести девка - двадцать четвертый, что ли, годок пошел.
Архарову и самому намекали, что сватовство было бы принято благосклонно, однако он не торопился - о княжне ходили кое-какие слухи. Хотя и лицом, и станом она ему нравилась - была статна и румяна от природы, с правильным красивым лицом, вот только рот его несколько смущал, было в складке губ нечто неприятное. Таким губам доверять никак не следовало.
Суворовы, старший и младший (матушка жениха давно скончалась) принимали поздравителей. Архарову было любопытно, как себя чувствует жених, надумавший заводить семью довольно поздно - Александру Васильевичу месяц назад исполнилось сорок три. Он собирался прочитать по лицу правду об этом внезапном и решительном поступке - не может же быть, что лишь по отцовскому настоянию генерал сподвигся на брачные узы.
Суворов-младший был, как всегда, звонкоголос и подвижен, хотя прихрамывал. На поздравления
И Архаров признался себе, что, коли бы судить по лицу, он вовеки бы не принял этого сутуловатого невысокого офицера за полководца, коего считали одним из наилучших в российской армии. И только утешало, что имя герою соотвествовало: Александр - сиречь защитник людей, а про Суворова все знали, что солдат он бережет.
Но утешало недолго. Дамы и молодежь пристали к жениху с вопросами: которую из книг он наипаче всего уважает.
– А вы угадывайте, - предложил Александр Васильевич.
Перебрали едва ль не все имена, русские и французские, зная, что Суворов владеет языками. Он только мотал головой да иногда крестился, что, видимо, означало: борони меня Господь от такого непотребства. Наконец все умаялись и стали просить его сознаться.
– А все просто, - сказал он.
– Люблю книги полезные - «Домашний лечебник» да…
Тут он стрельнул глазами вправо и влево, словно отыскивая лишние уши. Не сыскал - пожилых дам рядом не слуучилось, и тогда лишь негромко, но бойко и с большим лукавством выпалил:
– «Пригожую повариху»!…
Тут Архаров и растерялся. «Пригожая повариха» была одной из немногих известных ему книг, и никакой большой пользы он в ней не обнаружил - надо же, была, оказывается, польза! Или все же нет? Уж больно весело глядел Суворов - поди докопайся, что он имел в виду.
Архаров таких загадок не любил. Они обычно сбивали его с толку. Впрочем, от Суворова чего-то этакого и следовало ожидать. И то, что Бибиков вдруг широко улыбнулся, тоже несколько смутило. Он уразумел суть шутки, Архаров же - нет, и оттого пришел в сумрачное состояние духа. А когда он напускал этот сумрак на тяжелую свою физиономию - посторонние старались близко не подходить.
Суворовский визит был недолог - вся Москва спешила на Большую Никитскую с поздравлениями, гости толклись в сенях, - и Архаров с Бибиковым вскоре откланялись. Бибиков уже беспокоился - ему следовало быть в Казани.
На следующий день после того, как он уехал, в кабинет к Архарову неожиданно попросился Клашка Иванов.
– Ваша милость, - сказал он.
– Приказание ваше выполнил, да толку не получилось.
Он достал из-за обшлага мятую тетрадку и неуверенно протянул обер-полицмейстеру.
– Как так?
– В театре сказали - сие есть трагедия про самозванца, а они такой не ставят.
– Какого самозванца?
– удивился Архаров.
– Мать честная, Богородица лесная! Уже кто-то успел настрочить?!
Он первым делом подумал про злодея, осадившего Оренбург.
Клашка выронил тетрадку и подхватил у самого пола. Затем положил на край стола, глядя на нее с изумлением.
– Сашка!
– крикнул было Архаров и тут же вспомнил, что секретарь сидит дома с больным горлом.
– Ваша милость, я в театре расспрашивал - нигде более в Москве про самозванца трагедий не играют, - сказал Клашка.
– И не собираются. А это, сказывали, давешнее сочинение господина Сумарокова. Когда-то раньше его на театре играли, а теперь - нет.