Подметный манифест
Шрифт:
– Нам с тобой, черная душа, придется уж какими-то иными средствами порядок наводить, - сказал он.
– Ладно, будь по-твоему - каждый день меня десяток молодцов сопровождать станет.
– И не в открытых санях разъезжайте, а велите карету на полозья поставить.
– И карету.
– И с дворней построже, девок со двора не отпускать. Бывали случаи, что, девку совратив, злодеи в дом забирались.
Архаров покивал. Все это ему сильно не нравилось.
– А как с кучером прикажешь быть?
– спросил он.
– А что, жив?
–
– Тут не Матвей надобен, - подумав, сказал Шварц.
– Пошлите человека к Марфе, велите передать - пусть деда-костоправа ищет. Я всячески рад развитию медицинской отрасли, однако тут иной случай, тут нам потребно не докторов причудливыми казусами снабжать, а чтобы злодей заговорил.
Архаров усмехнулся - впору уже определять Марфу в штат полиции и платить ей жалование.
– К этой вертопрашке я сам поеду, - решил он.
– Может, чего присоветует насчет осведомителей.
– Уж наверное присоветует, - согласился Шварц.
– Но в одиночку ехать не след.
– Днем в меня стрелять не осмелятся, - возразил Архаров.
– В одиночку ехать не след, - спокойно повторил Шварц.
– Коли изволите упереться на своем, я сам возьму извозчика и вслед за вами, сударь, поеду.
– Леший с тобой, черная душа, возьму Клавароша…
Архаров уже знал про удивительный роман Клавароша с Марфой. И полагал, что обоим будет приятно лишний раз увидеться.
– Мало. Еще пусть едут Ушаков и Канзафаров, - преспокойно распорядился Шварц. И пошел из кабинета вон - в свой нижний подвал, где наверняка томился в ожидании допроса очередной грешник.
До Зарядья ехать было недалеко, и вскоре Архаров со свитой подкатил к Марфиным воротам.
Очередная взятая на воспитание девчонка откликнулась на крик кучера Сеньки, инвалид Тетеркин отворил ворота, и сани въехали во двор.
Марфа не слишком удивилась, увидев ввалившихся архаровцев.
– Вы, молодчики, останьтесь внизу, - сказала она им, не выделяя Клавароша среди прочих, - а господина обер-полицмейстера я к себе наверх заберу. Наташка! Сбитенька им приготовь! Да имбиря не пожалей, чтобы продирало! В холод сбитень - лучше всего. Наташка, стягивай с его милости валенки! У меня наверху жарко, взопреет!
Архаров в одних белых чулках прошел по чистейшим тканым половикам, Марфа в мягких домашних туфлях бесшумно поплыла следом. Они поднялись в розовое гнездышко, Архаров был усажен на стул, хозяйка плюхнулась на постель.
– Приданое перебираешь?
– спросил Архаров, показывая на большой ларец, занимавший чуть ли не половину столика.
– Коли даже за тебя пойти - и то своим приданым не осрамлю!
Марфа откинула крышку ларца. Архаров заглянул и увидел сваленные как попало украшения.
– Тут у меня всякого добра полно, - сказала Марфа, - и дешевенькие коральки, и кое-что ценное. Вот, глянь, сударь, такого ты, поди,
Она выкопала и вытянула жемчужное ожерелье в шесть нитей. Такое украшение, именуемое перло, десятилетиями не выходило из моды и для дамы считалось обязательным даже ежели не носить - то иметь его в хозяйстве. Само по себе Марфино перло было не так чтобы чересчур роскошно, жемчуг - весьма средненький, однако круглая застежка-фермуар была двух вершков в поперечнике.
– Это что, изумруды?
– спросил Архаров.
– Настоящие, не подделка?
– То-то и оно, что настоящие. Ты уж поверь, много у меня камушков, а эти милее всех. Как затоскую - достану, погляжу, душа утешится, было, выходит, и у меня в жизни то самое, заветное…
– Ивана Ивановича подарение?
– догадался Архаров.
– Его самого…
Не в первый раз Марфа показывала, как тоскует о незабвенном своем первом любовнике, что подобрал ее девчонкой, сделал подругой, замуж выдал с хорошим приданым, а сам рухнул с высот, куда забрался хитроумным манером, да и покатил в Сибирь - на вечную каторгу.
– Что ж не носишь?
– А фермуар из моды вышел. Такие при покойной государыне Лизавете щеголихи носили, да только помельче, камушки помутнее. Да и некуда - ко двору меня что-то не зовут.
Архаров потрогал пальцем фермуар. Тяжелая была вещица, да и изумруды прекрасные, сочного цвета, без пятнышек и трещин…
– Так можно же модную вещицу с этими камушками смастерить.
– Модную - не хочу. Уж не то будет.
– Ювелирам разве камни продать? Дадут немало.
– И куда мне те деньги?
– Замуж выйдешь… - начал было Архаров, но Марфа прямо руками замахала:
– Да ни за какие коврижки!
– А что?
– А то! Повенчают - вот тебе, скажут, муж, на него и любуйся. А теперь все мужики - мои! Не-е… против моего Ивана Иваныча мне мужа не сыскать…
– Так уж был хорош?
Вошла Наташка, поставила на стол поднос с горячим сбитнем, с тарелкой маковников, с тарелкой постных сухариков, и, пятясь, вышла.
– Вся Москва ему первая кланялась. Видел бы ты, что у него в дому делалось - дом-то у нас в Зарядье поставил, до чумы тут многие строились. Я, уже замужем бывши, приходила - у него там под стеклом ананасы росли! Бильярдная была целый дворец. А домой он меня отправлял в своей карете. Ехать-то - быстрее задворками добежать. А я развалюсь на соболях - карета вся изнутри соболями обита была, - да и еду барыней!
– И что муж?
– не удержался от вопроса Архаров.
– Так и терпел? Ни разу за косы не оттаскал?
– А мне смирного нашли!
– расхохоталась она.
– Детина с оглоблю, а замахнешься половником - отшатывается! Нет, сударь, фермуар этот со мной и в могилу положат. Буду там лежать да Ванюшу своего вспоминать. Да ты что, свататься ко мне, что ли, приехал? Ведь непременно по делу!
– По делу, Марфа Ивановна, - согласился Архаров.
– Сама видишь, что на Москве деется.
– Да уж вижу…