Подметный манифест
Шрифт:
– Откуда ж взялся?
– Не сказывал. А я на сапоги поглядела, он в сапогах пришел. Совсем разбитые. Одежонка справная, господская, а сапоги разбитые. Издалека добирался.
– Та-ак… И чего ж ко мне с этой новостью явилась?Да и среди ночи прямо домой?
– Хорошие вопросы ты, сударь мой, задаешь, - вздохнула Марфа и без приглашения села на стул.
– Ты, может, вздумал, что я своего дружка сдать решила?
– Нет, сего я не вздумал. Потому и спрашиваю.
– Да сам же Иван Иваныч меня к тебе и посылал.
Архаров
– Вон и я тоже онемела, - продолжала Марфа.
– Я было уперлась - не пойду и не пойду. А он с дороги заснул. Глядела я на него, глядела… глядела… да и побежала… пока не проснулся…
– Одна, через пол-Москвы? Среди ночи?
– А что мне сделается!
Архаров понял, что где-то под необъятной шубой спрятан пистолет, а может, и кистень.
– Коли он тебе не надобен, так я и не скажу, что ходила. Упрусь - да и только. Господи, за что мне это? Жила себе, горя не знала - притащился!
– Ты что, доподлинно его боишься?
– очень недоверчиво спросил Архаров.
– Боюсь, - призналась Марфа.
– Кабы его черт унес - я бы и за черта свечку во храме поставила…
– Откуда ж он известен, что ты с полицией дружбу водишь?
– А то он меня не знает!
– воскликнула Марфа.
– Догадался, что я прежнего ремесла не бросаю, а значит, чтобы не было беды, должна с полицейскими ладить, я им - словечко, а они мне - на иной грех глаза и закроют…
– То - полицейские, а то - обер-полицмейстер, - весомо сказал Архаров.
– Такого он из каторги углядеть уж никак не мог.
Марфа не смутилась.
– Сдается, он не сразу ко мне пожаловал, а сперва денька три-четыре на Москве прожил, - с искусной неувереностью молвила она.
– У него тут давние приятели… почем я знаю, может, они за мной пригляд имели?… Вот он убедился, что у меня все чисто, не пропала без него, со знатными особами знакомство вожу, и пожаловал…
Архарову это объяснение не слишком понравилось. Марфа обычно ему не врала - когда ловил на горячем, скорее уж лезла в склоку, чем пыталась обмануть. А тут явно недоговаривала - недаром прежде, чем дать объяснение, глазами в угол стрельнула, как если бы оттуда подсказали.
– То бишь, оттого, что он обо мне заговорил, ты и вздумала, будто он в Москве не первый день обретается?
Марфа явственно насторожилась. Догадливость Архарова давно была ей известна.
– Ну, иные приметы также были… Кто с дороги - первым делом в баню просится. А он - в чистой рубахе, рожа гладкая - с утра его кто-то, видать, выбрил… Вот только хромает малость - раньше за ним такого не водилось… Спрашивала, зачем пожаловал, - отшучивается. Я я-то его шутки знаю, от них потом люди кровавыми слезьми плакали… что-то затеял, а что - черт его душу ведает! Уж и не знаю, куда его девать…
Архаров подумал, что вот и на Марфу нашлась управа, а вслух спросил:
– И чего же твоему кавалеру от меня надобно?
– Он так сказал: ты ему, Марфушка, обо мне доложи, коли не надобен,
Тут вроде вранья не было, но Архаров молчал довольно долго. Пресловутый Ванька Каин уже однажды предлагал свои услуги полиции - и что вышло? Архаров вспомнил рассказы Шварца и даже поежился. Нужно было срочно будить немца…
– Что ты ему про меня напела?
– строго спросил он Марфу.
– Я так сказала: уж коли кому служить, так господину Архарову!
– в подтверждение Марфа перекрестилась.
– Батюшка Николай Петрович, забери ты его у меня, Христа ради! Он ведь такой затейник - да и приплелся, сам понимаешь, тайно, беспаспортно. Придумай ему что-нибудь, ушли его из Москвы!
– Ну, удружила… Что ж мне теперь, по-твоему, с твоим дружком делать? По закону - имать и обратно в Сибирь отправлять. Ему ж бессрочная каторга прописана. Этого тебе угодно?
Сам Архаров именно этого и желал.
– А то я не знаю… да и сам он знает… а только хочет с тобой, сударь, встретиться. Неохота ему на старости лет в Сибири тоской маяться. Он ведь, я так смекаю, сюда помирать приплелся. Ну так пусть бы и помирал - от меня подалее!
Архаров смотрел на Марфу, слушал ее и дивился - да полно, о том ли Иване Иваныче речь, по коему она денно и нощно тосковала, подарки его берегла? Вот и разбери этих баб…
– Помирать? Сколько ж ему лет?
– Шестой десяток… Да только крепко его Сибирь потрепала. Вот он и хочет у нас в Зарядье поселиться потихоньку, коли не врет. Видишь, все тебе, как на духу, растолковала.
– И верно тебя Шварц хитрой особой прозвал, - сердито объявил Архаров.
– После этой твоей визитации я ведь его, твоего Ваньку, и пальцем тронуть не могу!
– Не я хитра, сударь, а он хитер, - отвечала Марфа.
– Он людей знает! На то и был весь расчет, что коли я от него с поклоном приду, так ты тронуть не сможешь. А я тебя, сударь мой, об одном прошу - избавь ты меня от него! Веришь ли, нет ли, а я его до смерти боюсь…
– Уйди, Марфа, - вдруг велел Архаров.
– Уйди, Христом-Богом прошу! Уже и одной тебя на всю Москву с избытком станет, а тут еще твой полюбовник!
Сводня подхватилась и удивительно быстро вымелась за дверь.
– Марфа!
– заорал ей вслед Архаров.
– Никодимке прикажи! Шварца ко мне! Живо!
Живо не получилось - немец крепко спал. Пока Никодимка будил его да разъяснял обстановку, Архаров весь извелся. Наконец Шварц, закутанный в одеяло, был приведен в его спальню. Паричок на розовую плешь он все же нахлобучил и имел вид беглого из красавицыной постели любовника.
– Чего, сударь мой, угодно?
– спросил благовоспитанный немец, неожиданно крестясь от дверей на образ Николая-угодника. Очевидно, он перенял эту привычку у архаровцев в Рязанском подворье и ввел ее в число ритуалов, обязательных для верноподданного.