Подметный манифест
Шрифт:
И он сделал этот шаг, принял решение, которое самому ему казалось отвратительным. Кабы кто другой такое затеял - Архаров не удержал бы в повиновении кулаков. А с собой что поделать? Вынужден…
– Шварца сюда!
– крикнул Архаров.
В коридоре было тихо. Очевидно, все полицейские служители, наслушавшись французских фривольностей, разбежались по делам. Не дождавшись хоть какого-то ответа, Архаров вышел в коридор - пустота… все покинули в трудную минуту бедного обер-полицмейстера…
Он вспомнил, что надо бы рассказать немцу про шесть сотен
Архаров вернулся, взял свечу, зажег, дошел до лестницы, ведущей в подвалы и стал осторожно спускаться. Лестница была стародавних времен, узкая и с непомерно высокими ступеньками - как если бы предки были куда более долгоноги, чем потомки в просвещенном восемнадцатом веке. Архаров крайне редко карабкался по этой лестнице - нужды не было. Была где-то еще одна, выходила во двор, так той он и вовсе не пользовался.
В верхнем подвале перекрикивались арестанты и надсмотрщик беззлобно материл их. Слишком шуметь опасались - и затихали разом, когда доносились малоприятные звуки из нижнего подвала.
Судя по всему, Шварц был сейчас именно там. Архаров, никем не замеченный, полез дальше.
Он никогда не задумывался, что это за подземелья, откуда взялись, для чего понадобились, и кто придумал крошечные закутки, разделенные толстыми стенами, и куда можно из нижнего подвала попасть. Скорее всего, были ходы, лазы заделанные, но никто из архаровцев - даже Демка, немало знавший о подземной Москве, - в нижний подвал без особой нужды не забирался. Среди подчиненных Архарова было какое-то единодушие в отторжении нижнего подвала: сведения оттуда принимались охотно, однако сам подвал даже не обсуждался. Возможно, для бывших мортусов он являл собой образ несостоявшегося будущего, не к ночи будь помянуто. И впускать его в свою нынешнюю жизнь они решительно не желали.
Архаров спустился довольно глубоко, когда снова услышал вопли снизу, уже менее заглушаемые здоровенными кирпичными сводами. Он слышал их довольно редно - не любил присутствовать при добывании сведений кнутобойным методом, полностью в сем деле положившись на Шварца. Но сейчас вдруг осознал, что и без этого тяжкого испытания не обойтись, коли ему угодно уберечь Москву от маркиза Пугачева. Москва должна знать, что сам обер-полицмейстер руководит всеми дознаниями, чтобы при одном упоминании об Архарове в сердца внедрялась спасительная осторожность - как бы ненароком не обратить на себя его угрюмого внимания.
Внизу он пошел на свет и оказался в помещении, где Шварц, Ваня Носатый и Вакула выбивали правду из висящего на дыбе мужика - с голой спиной, приспущенными портками, уже получившего десятка два ударов, но пока не в полную меру - спина был в красных рубцах, но не в крови. Подканцелярист, сидя в углу за столом, записывал то, что можно было счесть показаниями.
– Ни сном, ни духом!… - выкрикнул мужик.
– Тебя видели, когда ты шел от сарая, озираясь и имея при себе
– Оболгали! Как Бог свят…
– Ваня… - негромко позвал Шварц.
– Кнут возьми.
Ваня Носатый, в одной рубахе, невзирая на вечную и неистребимую подвальную сырость, снял со стены кнут и для устрашения щелкнул им в воздухе. Шварц, подождав, зал знак - и первым же ударом Ваня вырвал из спины убийцы длинную полоску кожи, Тот взревел, сразу выступила и полилась кровь. Ваня дал еще два удара и поглядел на Шварца.
Шварц дал время убийце несколько прийти в себя.
– Вопрос седьмой… - уныло сказал он, и тут Архаров наконец вмешался.
– Карл Иванович, поди сюда на минутку!
Немец обернулся. Был он в одном камзоле, и тот расстегнут, в рубахе, испещренной спереди мелкими темными пятнышками. Это наводило на мысль, что и сам он при необходимости брал в руки кнут или плеть. Архаров ощутил желание отступить на несколько шагов.
– Погоди бить, Ванюша. Чего прикажете, сударь?
Архаров помолчал, глядя в пол. Говорить не хотелось. Но и откладывать разговор было бы преступно. Решился же, окончательно решился на мерзость.
– Помнишь ларчик с векселями? В Кожевниках?
– А я ведь предсказывал, что сей ларчик пригодится, - отвечал Шварц.
– Погодите, сейчас добуду.
Ларец стоял в большом шкафу, где Шварц хранил свое загадочное имущество.
– Зябко тут у тебя, черная душа, - вполголоса сказал Архаров, пока немец, опустившись на колени, вытаскивал ларец.
– Гляди, просквозит тебя, надел бы лучше кафтан.
– Зябко бывает с непривычки, да я к тому же и сам кнутик в руки беру, дабы согреться, - безмятежно отвечал Шварц. Архарова даже передернуло. Шварц, поднявшись, подошел, держа ларец в обеих руках, поглядел на него и все понял.
– Я должен быть, - в который уж раз повторил он известные Архарову слова.
– Должен, сударь мой Николай Петрович, должен быть.
И добавил с неожиданной язвительностью:
– Не вам же кнутом правду добывать.
Тут же немец шарахнулся, а кулак пролетел, лишь слегка задев его по уху.
– Ч-черт… - прошипел Архаров.
– Ты, черная душа, думай впредь, что говоришь! Хорошо, я опомниться успел…
Он имел в виду, что сбил прямое и отточенное движение руки, когда натасканный кулак уже сделался почти неуправляем.
– Шли бы вы к себе наверх, сударь, - хладнокровно отвечал на это Шварц, - и жаловать сюда более не изволили. Показания будут вам поданы в кабинет. Продолжай, Ванюша.
Архаров выскочил, как ошпаренный - с такой скоростью, какую только могла допустить его плотная комплекция. Не задерживаясь в первом подвале, пташкой вспорхнул наверх.
На душе было скверно.
Ларец так и остался внизу.
Его принес в кабинет Ваня Носатый, надев для такого случая кафтан. Поставил на стол, но ушел не сразу.