Поднебесная
Шрифт:
Он произнес последние слова как можно более четко, глядя на душераздирающую фигуру Мешага. Если это существо двинется к ним, солдаты запаникуют, понимал Тай. Ему придется разрешить стрелам взлететь и потом жить с этим.
Он не верил собственному сравнению с лебедями. Он даже не верил, что убийство лебедя навлечет на них проклятие, – это были страхи богю. У катайцев были свои собственные легенды о животных и свои страхи. Но эти слова могли дать его людям основание послушаться своего командира. Обычно они не нуждались в основаниях: солдаты выполняют приказы, вот и все. Но это путешествие на север и сегодняшнее
Что касается того, почему, внутри себя, ему казалось правильным дать этому невероятным образом очнувшемуся человеку с мертвыми глазами возможность покинуть это место и остаться в живых – если он по-прежнему был живым, – то Тай мог назвать это только жалостью. И тогда, и потом.
Он гадал, проявилась ли она в его голосе, во взгляде, которым они обменялись. Он не сказал бы, что взгляд Мешага был человеческим, но также не назвал бы его не человеческим. Не мог бы с уверенностью сказать, что там, внутри, скрывался какой-то демон. Да, Мешаг изменился, и Таю казалось, что он, возможно, уже погиб, но он не знал этого наверняка.
Быть может, его убийство стало бы наиболее правильной реакцией на то, что с ним сделали. Стало бы проявлением доброты. Но Тай не сделал этого и не позволил своим солдатам сделать это. Он даже не был уверен, что это существо можно убить, и ему совсем не хотелось это проверять.
После долгого молчания, едва дыша, он увидел, как Мешаг – или то, что раньше было Мешагом, – поднял руку жестом, который Тай не мог интерпретировать. Потом это существо отвернулось от него, от них всех, живых, мертвых и горящих. Мешаг больше не смеялся и так и не заговорил. Он просто размашисто зашагал прочь – сначала вокруг горящего дома, а потом вдоль берега озера, к осенним деревьям в огненных листьях и далеким, почти невидимым горам.
Тай и его люди смотрели ему вслед сквозь дым, пока он не скрылся из виду, а потом двинулись в другую сторону. К дому…
Шелковичная ферма и огненно-красная лиса остались далеко позади.
Солнце садилось, сейчас оно тоже стало оранжевым. Тай осознал, что уже давно погрузился в задумчивость, вспоминая пути, которые привели его сюда.
Или один, особый путь – то путешествие на север: за Стену, за речную излучину, за степи, на самый край страны зимы.
Перед его внутренним взором, когда он ехал на великолепном сардийском коне с шестью спутниками, все еще стоял Мешаг, сын Хурока, – или то, во что он превратился, – в одиночестве уходящий прочь шаркающей походкой. Таю пришло в голову, что, повидав это, пережив тот день, он не должен так быстро отмахиваться от веры других в женщину-лису.
А возможно, именно благодаря собственной истории, он должен не принимать ничего всерьез? На свете было всего два человека, с которыми он мог бы поговорить об этом чувстве. Одна из них в Синане, и, весьма вероятно, он больше никогда не сможет еще раз поговорить с ней. Другим был Чоу Янь, но он умер.
Ни один человек, вспоминая своих друзей,Не скажет, что их достаточно у него.Когда ты уехал, я ветви ивы сломал,ИВэй Сун все еще скакала впереди. Речка, вдоль которой они ехали, находилась слева от них. Вокруг нее раскинулась широкая долина, плодородные земли на обоих берегах. Лес, окаймляющий ее с юга, отступил. Это была сельскохозяйственная местность. Они видели хижины крестьян, собравшиеся в хутора и деревни, мужчин и женщин на полях, костры угольщиков на фоне темнеющих деревьев.
Тай ехал этой же дорогой, направляясь на запад, к Куала Нору, два года назад. Но тогда у него было странное настроение, – он горевал, ушел в себя, – и он не обращал внимания на землю, по которой ехал. Оглядываясь назад, он мог сказать, что начал ясно соображать, что делает и что намерен делать, только после того, как проехал крепость у Железных Ворот, потом выехал из длинного ущелья и увидел озеро.
Теперь ему надо стать другим человеком.
Весенняя Капель столько раз предостерегала его об опасностях дворца Да-Мин, мира придворных и мандаринов, – а теперь ему еще надо учитывать армию и военных губернаторов.
Кто-то хотел видеть Шэнь Тая мертвым, и хотел этого еще до того, как он получил сардийских коней. Он не сможет их сохранить, Тай понимал это. Только не в таком мире. Проблема в том, что с ними делать, и – до этого – как оставаться в живых достаточно долго, чтобы когда-нибудь забрать их на тагурской границе?
Он дернул поводья Динлала, и большой конь без труда догнал едущую впереди каньлиньскую женщину-воина. Солнце светило у них за спиной, заливая долину. Почти пришло время остановиться на ночлег. Они могли снова разбить лагерь или остановиться в одной из деревень. Тай не знал точно, где расположена следующая почтовая станция.
Вэй Сун не повернула головы, когда он подъехал к ней. Только сказала:
– Мне было бы спокойнее за стенами, если вы не возражаете.
Это из-за лисы, догадался Тай. На этот раз он не стал шутить. В нем еще жили мрачные воспоминания этого долгого дня, он слышал запах гари на северном озере.
– Как скажешь.
На этот раз она подняла глаза, и он увидел в них гнев.
– Вы мне делаете одолжение!
Тай покачал головой:
– Я тебя слушаюсь. Я ведь нанял тебя для защиты. Зачем нанимать сторожевого пса и лаять самому?
Это не было рассчитано на то, чтобы ее успокоить, но ему и не хотелось этого делать. Он даже слегка пожалел, что нанял ее. Солдаты из крепости наверняка обеспечили бы ему достаточную охрану. Но он ведь не знал тогда, что ему дадут военный эскорт.
В этой женщине оказалось больше… личности, чем он ожидал. Ее выбрала Весенняя Капель, необходимо подумать об этом. По-видимому, ему о многом стоит подумать.
Он произнес:
– Ты так и не сказала мне в ту ночь, – если Капель что-то знает и рассказала тебе, – о том, почему кто-то послал каньлиньского воина убить меня?
Слабый вопрос… Она бы ему уже сказала, если бы знала сама. Он ожидал замечания по этому поводу, но не дождался.
– Фальшивого каньлиньского воина, – напомнила она ему задумчиво. Потом прибавила: – Если госпожа Линь Чан и знает, то мне она не сообщила. Впрочем, не думаю, что знает и она. Ваш друг нес вам какие-то известия, и мне кажется, вы не должны были их услышать.