Поднятые до абсолюта
Шрифт:
Отец побледнел и отстранился:
— Это тебе сказал профессор Важан?
— Нет конечно! Он, как и все вы, тоже говорил о том, что этот принцип незыблем. Только я-то вижу, что это полная ерунда!
— Йока, ты ничего не понимаешь. Ты не понимаешь, что ты сейчас говоришь.
— Отлично понимаю. Так говорят мрачуны, правильно? Это они придумали оккультизм вместо теоретического мистицизма. Ну и что? Даже если мрачуны столь ужасны, не могут же они ошибаться во всем?
— Совершеннолетнего я бы за эти слова отправил в тюрьму, — вздохнул отец, — поэтому я прошу тебя: никогда и никому этих слов
— Тогда объясни мне, почему никто не изучает призраков? Сказали — абсолютное зло, и все должны поверить? Но это же глупо!
— Нет, это не глупо. Призраки приходят в этот мир и отнимают человеческие жизни. Они враждебны нам. И для науки неважно, почему они это делают.
— А для меня — важно! — вспыхнул Йока. — И я хочу это знать. Почему все сразу начинают обвинять меня в том, что я заодно с мрачунами? Я призраков не вызываю.
— Иногда любопытство бывает очень опасным. Именно поэтому оставь изучение призраков чудотворам. Уверяю тебя, ответ на твой вопрос не так важен, как твоя жизнь и рассудок. Понимаешь меня?
— Я всего лишь читаю книгу, — проворчал Йока.
— Я и не отнимаю у тебя этой книги. Но мне бы хотелось, чтобы ты не переходил от теории к практике. А тебе, я чувствую, очень хочется самому удостовериться в правдивости этих историй.
— Да не собираюсь я ничего проверять. Можешь за меня не беспокоиться.
— Если бы ты всегда говорил мне правду, я мог бы тебе поверить, — улыбнулся отец вполне добродушно, но Йока его добродушия не оценил.
— Если бы ты всегда говорил правду мне, я бы, возможно, тоже не стал тебя обманывать, — буркнул он себе под нос и добавил погромче: — Получается, что моя правда всегда оборачивается против меня.
— Ты еще ребенок. И мое дело — защитить тебя и уберечь от ошибок.
— Сам говорил, что чудотворы становятся совершеннолетними в четырнадцать лет!
— Да. И мрачуны, между прочим, тоже. По закону мрачун может быть осужден на смерть даже в четырнадцать лет.
— Я не мрачун.
— Не сомневаюсь в этом. Но мне бы не хотелось доказывать это в суде. Ложись спать, уже поздно.
Спать Йока не собирался и продолжил читать, когда отец поцеловал его на ночь и вышел из комнаты. Слова Важана о том, что можно самому сделать выводы из прочитанных историй, не давали ему покоя. И, дочитав книгу до конца, Йока вернулся к началу.
1 мая 427 года от н. э.с. Ночь
Сна как не бывало… Йока сидел поперек постели, подтянув к себе ноги, и ждал. Наивно было надеяться, что стоит выключить ночник, и призраки валом повалят в комнату. Глаза давно привыкли к темноте, и Йока рассматривал полосатые обои на стене напротив: он много лет любовался на них, засыпая и просыпаясь, но в полумраке знакомые линии складывались в новые узоры. И вот уже не бледно-розовые маки вплетались в вертикальные серебряные полоски, а профили сказочных чудовищ косили глазами из темноты, и женские руки лепестками тянулись в стороны, и ядовитые змеи извивались вкруг них, грозя ужалить.
Может
Мягкий, глухой стук в стекло заставил его резко повернуть голову. Йока вздрогнул, но скорей от неожиданности. Будто проснулся. Кто мог постучать в окно второго этажа? Ведь не росомаха же, право, залезла к нему на балкон! Йока пристально вглядывался в большое блестящее стекло, но не видел ничего, кроме черноты и блеклого отражения комнаты. Стук повторился, и к нему добавился тихий неприятный скрежет: будто ногтем. Словно и в самом деле росомаха провела по стеклу когтистой лапой.
Йока, пожалуй, немного испугался и, чтобы доказать самому себе, что ничего не боится, собирался встать и открыть балкон, но что-то удержало его на месте.
Шорох бьющих в стекло крыльев развеял его сомнения: птица хотела влететь к нему в комнату. Большая птица. Ворона, обычная ворона, каких множество вьется по вечерам над Беспросветным лесом. И, говорят, на их зов идет росомаха.
Вороны чувствуют мертвечину, и росомаха ищет их в надежде на добычу. Но в тех рассказах, которые он читал весь вечер, вороны прилетали на встречу с призраками и тогда, когда те не использовали мертвых тел. Вороны чувствовали приближение призраков. Так же как и росомахи.
Ему почудилось движение возле стены напротив, Йока отвернулся от окна и вперил взгляд в полосатые обои: человек не может видеть призраков, но все очевидцы говорили о том, что замечали шевеление воздуха, едва видимое искажение пространства.
Никакого искажения пространства Йока не заметил. Большая птица за окном как будто успокоилась: Йока слышал, как ее коготки постукивают по жестяному карнизу. А потом твердый клюв стукнул по тарелке, забытой на балконе. Может быть, в появлении вороны нет ничего удивительного, и она прилетела поживиться остатками обеда, заботливо принесенного кухаркой? Но разве ночью вороны не спят?
Стоило повернуть голову к окну, и снова боковое зрение уловило движение возле стены. Йока решил больше не отворачиваться, что бы ворона ни творила на балконе. Он всматривался в стену до рези в глазах, и смаргивал, и думал, что именно в этот миг призрак мог шевельнуться, выдать свое присутствие.
В тишине оглушительно тикали часы.
Через пять минут глаза устали разглядывать темноту, полоски на обоях двоились и плыли навстречу друг другу. Йока спохватывался, смаргивал, и полоски вставали на место. И опять ему казалось, что он засыпает. Но однажды ему не хватило сил сфокусировать взгляд, хотелось ненадолго дать отдых глазам. Странная, неизведанная ранее умиротворенность овладела им: похожая на сон, но осмысленная, даже слишком. Полоски на обоях ползли друг к другу, пока не соединились вместе, только в новом измерении, и перед Йокой раскрылась глубина…