Подопытный материал
Шрифт:
— А дискам — ничего, потому что они алюминиевые.
Сосед проверил ногой на прочность диски и спущенные шины, затем попытался открыть машину. В результате ручка, за которую Витька ухватился, осталась в его руке, а сама дверка упала на траву и развалилась на куски. Целой осталась только внутренняя обивка из пластмассы.
Витька достал какой-то провод, порвал его своими ручищами и довольно заявил:
— Медяшке тоже ничего.
Сосед испытал на разрыв и сжатие золотую цепь на собственной шее и перстень-печатку на пальце. Затем он обнаружил на фундаменте дома картонную
— Испортили все железо, суки! — сделал вывод Витька.
— Кто испортил?
— Американцы — кто же еще!
— Вряд ли, — засомневался я.
— Тогда инопланетяне. Суки все они: и американцы, и пришельцы гребаные!
Я взял из коробочки один гвоздь и легко его сломал. Стальной стержень толщиной миллиметра три не превосходил по прочности макаронину и хрустел примерно также.
Что-то заставило меня обернуться и посмотреть на свой участок: моя старенькая «Нива», вчера бодро прибежавшая сюда, сегодня осела и разваливалась на глазах.
Несмотря на любовь к исконно-русским выражениям и золотую цепь на шее, соображает Витька быстро. На мой взгляд, вывод он сделал правильный: все окружающее нас железо утратило прочность.
Теперь понятно, почему свалился мой дом: практически не стало гвоздей, саморезов и прочих стальных частей, скреплявших строение. Бетонные плиты сломались, так как бетон плохо работает на растяжение и на изгиб. Стальная арматура, препятствовавшая разрушению, совсем ослабла.
Черт! Ведь все мои живут в панельном доме, да еще на пятом этаже. Думаю, наша девятиэтажка рассыпалась, как карточный домик. Жена, дочка, тесть с тещей — наверно, они уже мертвы.
А вдруг, нет? Может, выскочили, или дом обрушился не сразу.
Видимо, такие же мысли посетили и Витьку.
— Серега, твои в каком доме живут? — спросил он.
— В панельном, на пятом. А Настена где у тебя?
— Дома. А хата у меня на седьмом этаже, тоже в панельке… Блин!
Что с близкими — неизвестно. Ладно хоть сами выжили: меня дом скрипом разбудил, а Витька в машине спал.
Вообще-то, мы с ним сторожили. У нас тут девятнадцать участков, вот мы и решили поочередное дежурство организовать, чтобы на охрану не тратиться. Я должен был утром уехать, а Витька остаться.
Вот и подежурили.
Мобильник, который я достал их кармана джинсов, оживить не удалось.
— Можешь выкинуть, — сказал Большой. — Идти надо… У тебя хата где?
— В Южном поселке. А у тебя?
— Микрорайон «Север».
На самом деле, мы и в городе жили неподалеку друг от друга. Просто мой дом находился на юге одного городского района, а Витькин — на севере соседнего. Несмотря на названия, мой сосед жил чуть южнее.
Нашу новостройку и ЗКПД разделяла улица из двух десятков одноэтажных домов. Официально это поселение называлось улицей Овражной, а в просторечье звалось Помоечной деревней. Этой информацией меня снабдил Витька, выросший
Сильных разрушений на улице Овражной оказалось немного: совсем развалился только один дом, а у остальных пострадали крыши. Некоторые из них сложились полностью, с других только кое-где сползла кровля. Разумеется, попадали все двери, кое-где отсутствовали рамы и стекла в окнах.
Хозяином кучи досок и шлака, бывшей совсем недавно домом-засыпушкой, оказался бодрый сухой дедок.
— Живой, Егор Тимофеевич? — сияя от радости, спросил Витька.
Изменился мой спутник резко: только что он был серьезным мужчиной, озабоченным судьбой жены, а теперь стал веселым и доброжелательным рубахой-парнем.
— Выскочить успел, — ответил дед. — А дому конец, теперь у Евдокии жить буду.
Дородная пожилая женщина доброжелательно смотрела на деда. Что-то мне подсказывало, что без нежных чувств здесь не обошлось.
— Только у нее крыша развалилась, — деловито продолжил Егор Тимофеевич. — Я смотрел: гвозди, как труха стали. Чем теперь доски да шифер приколачивать?
— Проволокой прикручивай, — посоветовал Витька. — Видишь, сколько ее валяется?
Мой спутник показал на алюминиевые провода, упавшие со столбов.
— А не заругают? — с сомнением спросил дед. — Электричество все-таки.
— Не будет больше электричества. Прикручивай проволокой, а материал какой понадобится — на базе бери.
— Так кто ж мне его там даст? Покупать придется, — сокрушенно ответил Егор Тимофеевич.
— Денег тоже больше не будет. Так что тащите все с базы. Только у нас ничего не трогайте. А то, сам понимаешь, вернутся хозяева, а у них материал пропал. Они ведь и спросить могут.
Говорил Витька с улыбкой, только и я, и дед поняли, что это серьезное предупреждение.
Я уже давно заметил, что разговаривать с людьми Большой умеет.
Потратив около часа, мы обошли всю улицу, со всеми Витька поговорил, всех весело предупредил, чтобы с наших участков ничего не брали. В Помоечной деревне выжили все, даже травм серьезных никто не получил — только незначительные ушибы да ссадины.
Дальше дорога шла, огибая ЗКПД. Забор из железобетонных плит уже зиял прорехами — часть ограждения упала и рассыпалась на куски. Через эти проходы мы могли рассмотреть разрушения, произошедшие на территории.
Все мостовые и козловые краны, работавшие на открытых площадках, свалились на землю. Попадали железобетонные колонны и балки, сложились цеха, полопались емкости. Только дымовая труба, сложенная из красного кирпича, гордо высилась посередине разрухи.
— Дождь пойдет — цементу звиздец придет, — сказал Витька. — Сколько добра пропадет!
Присмотревшись, я понял, что из потрескавшихся емкостей на землю вывалился серый порошок — цемент.
Веселость с моего спутника спала, он вновь стал серьезным и озабоченным.