Подорожники
Шрифт:
Не стояли за воротами, ожидая техническую помощь от завода. Работали долго. Приходили в гостиницу, выпивали по «соточке», ужинали, и вновь мыли руки, но уже горячей водой. Утром вставали рано, пили чай в номере, так как буфет ещё не открывался, спешили на завод. Прогноз погоды слушали, но ничто не предвещало штормового предупреждения, хотя Георгий Сидорович выразился как-то насчёт старой травмы, будто она сигналит ему о перемене погоды. Кто знал, что в конце года намечается снеговерчение.
Над кузовом Леха и дядя Гоша укрепили брезент, соорудили из связанных ватников и телогреек сиденья. Работали, молча, лишь изредка кто-то просил поддержать брезент, подать молоток.
– Весь брезент натягивать не станем, – сказал Скирдин. – Вот так. До половины. Остальное подогнём. Когда лампу выключим, тогда и соломы настелем.
– Царская горница, – сказал Тишин. – А давайте брезент набросим. Быстрее чай вскипит. Теплее…
Я включил и подвесил переноску.
– Гирлянду повесим? – предложил шутливо Тишин, показывая коробку.
– Я старухе платье купил, а вручать придётся в следующем году, – сказал Скирдин. – Лишь с размером бы угадать… Ничего, они знают, что мы в пути. Поднимут за нас фужер.
Порезали подогревшуюся колбасу, открыли две банки тушенки. Никодимов налил в кружки варево, вытер полой новой телогрейки стаканы, предусмотрительно захваченные из гостиницы. Выпили, поели. До Нового года оставалось семь часов. Закурили. Каждый, вероятно, думал о доме. Я сосёнку привёз по теплу, чтобы не отпали иголки, поставил в летней кухне. Шурочка проверила игрушки, часть забраковала. Помялись. Сколько лет лежали на чердаке. Мы с сестрой давно их не трогали. Сестра училась в институте на агронома. Вожу ей подарки из дома, когда на сессию еду. Однажды даже ночевал в девчачьей комнате на раскладушке. Родители мои и Шурочка знают, что мы застряли. Дозвонился до колхозной диспетчерской, попросил передать отцу, что задержимся. Скирдин пытался связаться с нашей диспетчерской, но у нас новое оборудование, а радист колхозный не мог настроиться на нашу частоту. Заезжали мы в колхоз «Путь Ильича», запасались продуктами. Никодимов встретил в конторе знакомого инженера, тот предлагал нам остановиться на пару дней, говорил, что мест хватит в тёплом гараже, что из Барнаула пришёл прогноз о буране. Скирдин согласился, но мы с Лёхой были уверены, что проскочим. Дорога чистая, автомашины идут хорошо. Проскочили бы. Но захрустела коробка у Георгия Сидоровича. Вылетела вторая передача. Не стали долго размышлять. Никодимов забрался ко мне в кузов. Среди запасных частей быстро нашёл узел. Пока снимали, отсоединяли карданный вал, запасливый Степан Иванович отыскал дощечки, чурку, раскочегарил паяльную лампу… Короче говоря, три часа провозились.
Заволокли солому под брезент, выпили ещё и молчали, слушая Анну Герман. Её Надежда наполнила наше низкое пристанище атмосферой оптимизма и уверенности.
– Зря шахматы не взял, – сказал Тишин. – Сейчас бы турнир устроили.
– Хочешь, я тебе сделаю шашки. Из гаек. А доску… Расчертим вот фанеру на ящике. С чем он? – спросил я у Степана Ивановича.
– Мелочёвка. Аптечки, ремни вентиляторные. Бери карандаш. Коробком спичечным размечай… Я бы выключил переноску. Посадим аккумулятор, не заведётся движок. А ещё Новый год встречать.
– Тоже верно, – согласился Скирдин. – Я вам историю расскажу. Всё время быстрее пойдёт. Анекдоты, кто знает?
– Потом анекдоты. Послушаем? – спросил Никодимов, подкачивая паяльную лампу. На неё надели дырявое ведро, в целях безопасности, чтобы пламя не раздувало. Оно мгновенно покраснело. А когда за борт кузова опустили брезент, пламя не металось от ветра, который начал стихать. Вскоре под брезентом потеплело. Басовитый голос Георгия Сидоровича завладел нашим вниманием.
– Это была наша первая целинная осень. – Начал Скирдин несколько торжественно и значимо. Я понял, что его рассказ не на пару минут, с интересом стал ловить каждое слово. – Как умели, собрали свой первый урожай. Возили зерно на ссыпной пункт днём и ночью. Поняли, что не зря, как говорится, коптим небо. Вспахали зябь, посеяли озимые. Дел – непочатый край. Есть к чему руки приложить. Шутка ли, посёлок в степи строим. Две улицы вполне смотрятся симпатично. Но большинство парней и девчат ещё живут в палатках, только семейные переселились в дома, да и они – в тесноте и в обиде. Топоры стучат до самых звёзд. Народ молодой. Приехали с разных сторон. Кто по комсомольской путёвке, кто по «пионерской». Кто за романтикой, кто за деньгами. Каждый свою цель преследовал. Я приехал по призыву армейскому. Подходило увольнение в запас. Пришло какое-то обращение из соседней танковой части, дескать, кто хочет на целину, пусть осваивает специальности. После службы, вечерами учились кирпичи класть, опалубку ставить. Водителем служил в артполку. Шоферов на целине у нас оказалось много, а трактористы – на вес золота были. Переучиваться некогда. Показали, как запускать, как поворачивать. Плугом управлял прицепщик. Пахали мы. А степь вокруг до самого горизонта. Вывалишься из трактора. Горючка кончится. Сменщик забыл
Пробило прокладку под головкой двигателя. Остановил свой ГАЗон Скирдин. Сидит на подножке и глазами шоссе из города щупает. Вечереет. Трос приготовил. Ждёт Ивана Махоткина. Вёрткий парень. Москвич. Не должен сломаться. На элеваторе за Скирдиным стоял на разгрузку. Приехали в посёлок. К директору. Тот послал к механику. Щетинина нашёл в поле. Нет прокладок. Такая вот новость. Что делать? Думает свои думы Гоша, а сам принялся снимать головку, что на цилиндрах лежит. Не успел добраться до прокладки, как слышит голос мальчишечий. Зовёт кто-то его. Мастерская строилась. Газон стоит около кучи кирпичей. За полынами не видно. Смотрит Скирдин, пацан бежит. Ищет его.
– Директор кличет. Быстро надо бежать. Срочно.
Гошка было кинулся, но остановился. Принялся ключи и гайки собирать. Директор в комнатушке сидел с главным бухгалтером и агрономом. Бухгалтер арифмометр вертит, агронома нет, а Петраковский что-то в телефон нецензурное выговаривает. Махнул Скирдину рукой, дескать, садись. Наговорившись с трубкой досыта, говорит:
– Завтра с утра поедешь в эмтээс, вот распоряжение на запасные части. Если что, звони. Груз захвати.
– У меня же прокладка…
– Иди на почту. Там получишь инструкцию. Помни. Головой за груз отвечаешь. Некого послать. Выручай.
Ничего не понимая, Скирдин поспешил к домику, где располагалась почта. Заведовала почтовскими делами молоденькая девушка из Тамбова, имевшая финансовый техникум за своими хрупкими плечиками. Много было в посёлке Новостепной пригожих девиц-красавиц, но вот такая была одна. Добивались её расположения парни, но всем поворот давала. Скирдин на почту ходил за письмами, маме излишки денег посылал в Подольск. Как и все, говорил: «здравствуйте, до свидания». На танцы ходил, но танцевать не умел, стоял с парнями, семечками угощался и девчонок рассматривал. В центре бесед и обсуждений была она. Всё, как у всех, но вот лучше других – и точка! С кем бы ни разговаривал Гошка, а голова, как магнитная стрелка, поворачивается в её сторону. Бывает же так. Сам не может понять, отчего с ним это постоянно происходит. Если бы умел танцевать, пригласил, поговорили о видах на урожай, о предстоящем приезде делегации. Много приезжало народу; не только из соцлагеря, но и капиталисты удивлялись. Хотя фотографировали американцы не новые дома, а какой-нибудь завалившийся туалет. Понравились своей степенностью делегаты из Индии. Ели всё подряд, открыто радовались и веселились на концерте молодых целинников. Для американцев дорогу провели прямо по посевам. Пыль в глаза пускали, дескать, вот какие у нас дороги. А дороги такие – после дождя два часа пилишь до элеватора. Не было тогда ни щебёнки, ни асфальта. Гря-зю-ка. Надевали цепи на колёса, чтобы меньше буксовать. А если уж на мост сядет грузовик с грузом, то без тракторной услуги – никуда.
Заходит Гошка в комнатёнку, дыхание перехватывает. За барьерчиком – она. Небесная красота, ангел без крыльев. Сердце у парня крутанулось и упало в желудок или ещё дальше проскочило.
– Старший сержант Скирдин Георгий прибыл в ваше полнейшее распоряжение.
– Здравствуйте, – говорит певуче Надя. А парень в окно повернул голову, по барьеру пальцами постукивает, пытаясь спрятать свою глупую радость. Куда её спрячешь, если она наружу лезет, как суслик из норы. Девушка встала и говорит тихо и ласково:
– Поедем мы сегодня, а не завтра. Чтобы вы знали меру ответственности, скажу честно, что повезём кинобанки и деньги.
…Гоша вдруг понял, что и револьверу системы Нагана уже сто лет в субботу и патрончикам – лет двадцать. Будут ли они стрелять, не разложился ли от времени порох. Посмотрел на донце патрона, чтобы узнать дату выпуска. Не старые.
– За почтой и выручкой приезжали из райцентра, а тут произошло изменение. Нужно самим доставить выручку и «кино» поменять. Отвозил банки свои киномеханик, посылки прихватывал дядя Петя Смородский, а вот увезли его в больницу с аппендицитом недавно. – Слушает Гоша девушку, а сам думает: пусть хоть банда нападёт, дорого заплатят. Грудь у него колесом выгибается, чубчик просто гребешком задиристым встаёт. Приладил паренёк кобуру к себе на ремень брюк. Попробовал выхватить быстро оружие, как показывали в кино. Не сразу получилось.