Подозреваемый
Шрифт:
– Вы заметили его раньше других.
– Я натолкнулся на него в темноте.
«Скорая помощь» отъезжает. Из камышей взлетают птицы. Они кружат на фоне бледного неба. Скелеты деревьев тянутся вверх, словно хотят сорвать птиц с вышины.
Руиз подвозит меня до больницы. Он хочет быть там, когда Бобби привезут из операционной. Мы едем по Сент-Панкрас-вей и поворачиваем к отделению «скорой помощи». Мои ноги почти отказали, когда адреналин ушел из крови. Я пытаюсь выйти из машины. Руиз распоряжается достать кресло и везет меня
Как всегда, инспектор начинает невпопад, называя дежурную медицинскую сестру «дорогушей» и заявляя ей, что надо «пересмотреть приоритеты». Она вымещает свое раздражение на мне, засовывая пальцы под мои несчастные ребра с ненужным остервенением. Я чувствую, что вот-вот отдам концы.
У молодого врача, которая зашивает мне губу, осветленные волосы, старомодная стрижка и ожерелье из осколков ракушек. Она, видимо, вернулась из какой-то теплой страны, где провела отпуск, так как кожа у нее на носу покраснела и шелушится.
Руиз наверху следит за Бобби. Даже вооруженный охранник у дверей операционной и общий наркоз, под действием которого находится преступник, не успокаивают инспектора. Может, таким образом он пытается извиниться за то, что не поверил мне раньше. Но я в этом сомневаюсь.
Лежа на кушетке, я пытаюсь держать голову ровно, пока иголка скользит в мою губу и нить стягивает кожу. Ножницы отхватывают конец, и врач отступает на шаг, любуясь рукодельем.
– А мама говорила мне, что я так и не научусь шить.
– Как смотрится?
– Надо было дождаться пластического хирурга, но я все сделала хорошо. У вас будет маленький шрам вот здесь. – Она показывает на ямочку под нижней губой. – Думаю, он подойдет к вашему уху. – Она выбрасывает резиновые перчатки в корзину. – Надо сделать рентген. Я пошлю вас наверх. Вас отвезти или сможете дойти сами?
– Дойду.
Она показывает мне, где лифт, и велит идти, держась зеленых указателей, к рентгенологу на пятом этаже. Через полчаса Руиз приходит ко мне в приемную. Я жду, чтобы рентгенолог подтвердил то, что я уже знаю, посмотрев на снимки: две трещины в ребрах, но внутреннего кровотечения нет.
– Когда вы сможете дать показания?
– Когда меня перевяжут.
– Я могу подождать до завтра. Давайте я подвезу вас домой.
Горечь заглушает боль. Где мой дом? У меня не было времени обдумать, где я проведу эту ночь… и следующую тоже. Чувствуя мое затруднение, Руиз бормочет:
– Почему бы вам не поехать и не выслушать ее? Вы же должны уметь такие вещи, – и тут же добавляет: – У меня дома все равно совершенно нет места.
Внизу он продолжает отдавать распоряжения до тех пор, пока моя грудь не оказывается перевязана, а желудок не забит обезболивающими и противовоспалительными. Я плыву по коридору за Руизом к его машине.
– Одна вещь меня удивляет, – говорю я, пока мы едем на север к Кэмдену. – Бобби мог бы меня убить. Он приставил нож мне
– Вы сказали, что он не смог убить свою мать.
– Это другое дело. Он боялся ее. Но других он убивал без колебаний.
– Ну, больше ему не придется переживать из-за Бриджет. Она умерла сегодня в восемь утра.
– Вот как. Значит, у него никого не осталось.
– Не совсем. Мы нашли его сводного брата. Я оставил ему сообщение, что Бобби в больнице.
Беспокойство накрывает меня, словно прилив.
– Где вы его нашли?
– Он работает сантехником в северном Лондоне. Дэвид Джон Морган.
Руиз орет в рацию. Он хочет, чтобы к дому послали машину. Я тоже кричу: пытаюсь дозвониться до Джулианы по мобильному, но линия занята. Мы всего в пяти минутах пути, но пробки ужасны. Грузовик выехал на красный свет на перекрестке, заблокировав Кэмден-роуд.
Руиз выезжает на тротуар, и прохожие бросаются врассыпную. Он высовывается из окна: «Придурок! Идиот! Вперед, вперед! Идите же, черт вас дери!»
Это происходит уже давно. Он был в моем доме – в моих стенах! Я вижу, как он стоит в моем подвале и смеется надо мной. Я помню его глаза, когда он смотрел, как полицейские копаются в саду, ленивую наглость и полуулыбку.
Теперь все становится на свои места. Белый фургон преследовал меня в Ливерпуле – это был фургон водопроводчика. Со стен сняли магнитные таблички, и он стал неузнаваемым. Отпечатки пальцев на угнанной машине, сбившей Бойда, были оставлены не Бобби. А торговец наркотиками, который дал Соне отраву, соответствовал описанию Ди Джея, Дэвида – одного человека.
На лодке Бобби постучал по палубе, прежде чем открыть люк. Лодка принадлежала не ему. Мастерская была полна инструментов и саноборудования. Дневники и заметки писал Дэвид. Бобби поджег лодку, чтобы уничтожить доказательства.
Я не могу сидеть здесь и ждать. Дом менее чем в четверти мили. Руиз просит меня подождать, но я уже вышел из машины и бегу по улице, ныряя между прохожими, матерями с детьми, нянями с колясками. Движение плотное в обе стороны, насколько хватает взгляда. Я снова набираю номер на мобильном. Линия все еще занята.
Их должно было быть двое. Как один мог это сделать? Бобби был слишком узнаваем. Он выделялся из толпы. Ди Джей обладал волей и способностью контролировать людей. Он не сомневался.
Когда дошло до дела, Бобби не смог убить меня. Он не мог пойти на этот шаг, потому что никогда прежде этого не делал. Бобби мог строить планы, но исполнителем был Ди Джей. Он был старше, опытней, безжалостней.
Меня тошнит в мусорную корзину, и я продолжаю бежать: мимо местного винного магазина, пункта приема ставок, пиццерии, дисконтного универмага, ломбарда, пекарни и паба «Лоскут и Бочонок». Они проплывают слишком медленно. Ноги отказывают мне.