Подозреваются в убийстве
Шрифт:
– Постойте, – придержал его за рукав Калашников. – Как мне найти слесаря Агапкина?
– Ну я Агапкин, а что? – нахохлился тот. Калашников показал ему удостоверение.
– Понятно. С вещами или как?
– С чего вы взяли? – улыбнулся следователь.
– А кто знает, что у вас на уме.
– Я по поводу Басаргиной. Вы, наверное, уже кое-что слышали?
– Кое-что слышал, но меня это не касается.
– Нам нужно поговорить, желательно наедине.
– Пройдемте в слесарку, там нынче пусто.
– Что так?
– У
– Почему на радостях?
– Басаргиной нет, а Рябцеву все до лампочки…
С Агапкиным беседовали долго. В конце разговора Калашников спросил:
– А все-таки из каких средств вам оплачивают сверхурочные и работу в выходные дни?
– Да как вам сказать… – Агапкин потер щетину на подбородке. – Не интересовался. Хорошо платят. Премиальный фонд, говорят.
– Кто именно вам выдает деньги?
Агапкин зыркнул на следователя, помялся немного и уже собрался было ответить, как вдруг побледнел и уставился на входную дверь.
Калашников обернулся. На пороге слесарной мастерской стоял заместитель начальника тарного цеха Рябцев.
Отступление 2
Главбух не в настроении; он хмуро смотрит на Басаргину, которая принесла очередной акт на списание боя стеклопосуды. Басаргина, наоборот, весела, свежа, разговорчива. За окном кружит первый снег, небо блеклое, грустное – глубокая осень. В кабинете уютно, тепло, возле стола светятся оранжевые нити электрокамина.
– Снег, Григорий Леонидович! Какая прелесть! – Басаргина, оставляя мокрые следы, подошла к окну, залюбовалась крупными ажурными снежинками, которые медленно опускались на заводской двор. – Приглашаю в эту субботу за город. Уж не откажите. Будут шашлыки и веселая компания. Санки у вас есть? – заразительно смеется.
– Благодарю за приглашение, – главбух сдержан, но глядя на Басаргину, тоже кривит губы в улыбке. – А лыжи подойдут?
– Еще как! – Басаргина энергично трет ладонями, подходит к главбуху, следит за тем, как тот подписывает бумаги. – Спасибо, Григорий Леонидович!
– За спасибо сыт не будешь… – ворчит под нос главбух, окидывает взглядом Басаргину. – С обновкой вас, Варвара Петровна. "Монтана"… – читает фирменный ярлык на платье.
– Идет мне? – Басаргина притопнула каблучками сапог, крутанулась перед главбухом юлой. – Только не говорите, что нет, – смеется, сознавая свою привлекательность.
– Хороша… – думая о чем-то своем, роняет главбух. – Вот что, Варвара Петровна, у меня к вам просьба…
– Любую вашу просьбу, уважаемый Григорий Леонидович, выполню с удовольствием!
– У меня сегодня скромный юбилей, так я вас приглашаю отужинать в ресторане.
– Чудесно! Хотя… – Басаргина на секунду задумывается, потом машет рукой. – А, ладно! И с чем вас поздравлять?
– В ресторане и узнаете, –
– Значит, тайна? Идет! Во сколько и куда?
– В "Сосновый бор", к семи.
– Договорились. До вечера, Григорий Леонидович!
В ресторане шумно, весело. Свободных мест, как всегда, нет. Главбух, поддерживая Басаргину под локоток, ведет через весь зал к отдельным кабинетам. Варвару Петровну провожают восхищенные взгляды мужчин: длинное вечернее платье из темно-синей ткани выгодно подчеркивает гибкую стройную фигуру и благородную белизну лица, шеи и в меру полных обнаженных рук.
В кабинете богато накрытый стол на две персоны. Басаргина с удивлением смотрит на главбуха.
– А остальные?
– Тайна, Варвара Петровна, тайна… – бодро отвечает он, подмигивая. – Прошу, мадам! – отодвигает кресло. – Что будем пить?
– Ах, какой вы… – грозит пальчиком Басаргина. – Конечно, шампанское. И все-таки юбилей – это правда? Или повод?
– И правда, и повод. Давайте пока оставим эту тему и выпьем… просто так.
– Ну-у, это неинтересно, – капризно сложила губы трубочкой Басаргина. – Нужен тост.
– Согласен. Выпьем за нашу жизнь цветущую!
– Другое дело…
Выпили. Закусили. Басаргина раскраснелась, задышала глубоко, часто.
– Потанцуем? – положила ладонь на руку главбуха.
– С меня танцор… – хмыкнул тот и серьезно посмотрел на Варвару Петровну. – Думаю, что сейчас в самый раз поговорить… о юбилее…
– Давно пора! – с энтузиазмом откликнулась Басаргина и потянулась к фужеру, в котором пузырилось шампанское.
– Пить будем потом, – глаза главбуха за толстыми линзами очков хищно округлились, заблестели. – А пока у нас с вами разговор предстоит серьезный.
– Что-то случилось? – встревожилась Басаргина.
– Пока ничего. Но может случиться, – главбух сунул руку за пазуху и вынул оттуда сложенную вчетверо бумажку. – Если, конечно, мы не найдем общий язык…
– Что это? – трезвея от дурных предчувствий, спросила Басаргина, глядя на бумажку, испещренную столбиками цифр.
– Это ваш приговор, Варвара Петровна, – главбух мясистой рукой расправил бумажку и пододвинул ее к Басаргиной. – Здесь итоги финансовых махинаций со стеклотарой, голуба.
– Но… Григорий Леонидович… – Басаргина почувствовала, что силы оставляют ее. – Ведь я… по вашему… совету…
– Слово к делу не пришьешь, – главбух смотрел на нее строго, даже зло. – Я вам советовал, коль уже зашел такой разговор, деньги, вырученные за фиктивный бой, обратить на благо для цеха, чтобы покрыть расходы, связанные со сверхурочными работами. Так? Так! Но ни в коей мере не на личные нужды. Смотрите сюда, – ткнул пальцем в бумажку. – Это сумма, причитающаяся к выплате по нарядам. А это деньги, которые вы, ничтоже сумняшеся, положили в свой – да, да, свой! – карман. Как же это получается, Варвара Петровна?