Подозрительные обстоятельства
Шрифт:
Слова Сильвии потрясли не только меня и Ронни, но и всех остальных. Должен признаться, что Ронни держался молодцом и даже пытался учтиво расспрашивать Клеони о ее родне, живущей в Филадельфии. Минут через пятнадцать женщины вернулись.
Ронни с надеждой взглянул на мать, но его надежда угасла, как и моя, когда мы увидели их обеих. Мать шла, как в «Пустынном ветре», когда героиня решила, что станет монахиней, а у Сильвии, несмотря на худобу, был торжествующий вид, словно у вампира, только что полакомившегося
— Ронни, дорогой, — сказала она очень тихо, — это тяжело. Но я думаю, Сильвия права. Мне кажется, Норма одобрила бы ваш завтрашний отъезд в Мексику…
— Но, Анни…
— Нет, дорогой, все решено. Я не могу…
Мать отвернулась. Через несколько минут мы ушли.
Едва мы добрались до своих комнат, как мать скрылась в спальне. Прелесть и Пэм сгорали от волнения и любопытства. Я не выдержал и постучал в дверь.
— Мама, это я.
— Войди, милый.
Мать сидела на постели. Ее едва было видно за цветами, которые ежедневно присылал Стив. Я никогда не заставал мать плачущей. Мне казалось это невозможным.
— Мама, не плачь, прошу тебя!
— Ники, я люблю его.
— Мама, пожалуйста!
— Я знаю, что это глупо. Но разве я сумею полюбить кого-то другого после всех этих лет? Бедный, глупый Ронни. Что я натворила!
Она упала на постель и зарылась лицом в подушки — розовые, конечно. Стив достаточно хорошо знал мать. Мгновение я тупо смотрел перед собой.
— Мама, ты действительно ничего не можешь сделать? Она оторвала голову от подушек.
— Это другая страница.
— Я так и понял.
Сильвия не доверила ее мистеру Денкеру. Она положила в его сейф только первую страницу оригинала. А вторую, по ее словам, поместила в таком месте, где нам ее никогда не найти. Страшная женщина!
— Мама, Ронни действительно должен жениться на ней?
— Да, милый, да.
— Но что там написано?
— Ужасные вещи.
— О Ронни?
— Обо мне, — после долгой паузы ответила мать.
— О тебе? Ты имеешь в виду свой тайный брак? Она кивнула, закрыла глаза и опустила голову на подушки.
— О, Ники, если бы ты мог видеть ее, когда она читала эту фотокопию! Она наслаждалась. «Завтра в Мексике я обрету свое счастье, дорогая, — заявила она. — В противном случае тебя ждет тюрьма. Недурно звучит, правда? «Анни Руд арестована во время своего триумфального выступления в Лас-Вегасе за убийство Нормы Дилэйни!»
— Что значит — «арестована»! — вскричал я. — Кто же поверит, что ты убила Норму только из-за какого-то брака? Проще обвинить твоего мужа в двоеженстве! Это ведь не твоя вина. Ты… — И тут до меня дошло. — Мама, в письме было кое-что другое?
— Кое-что другое? — Мать подняла голову, устремила на меня взгляд сквозь длинные ресницы и села. — Что ты имеешь в виду, Ники?
— Но, мама…
—
— Мама, я…
— Дорогой мой. — Она поцеловала меня. От слез не осталось и следа; передо мной вновь был генерал перед сражением. — Милый, знаешь ли ты, который час? Шестой. Осталось меньше двух часов. Зал будет битком набит. Люди заплатили за билеты тысячи долларов. Что бы ни случилось, мы не должны падать духом. Мы должны выложиться перед публикой. Отдохни, дорогой. И скажи остальным: не болтать, а лечь и отдохнуть.
Не успел я собраться с мыслями, как оказался за дверью.
Все семейство сидело в гостиной, и, едва я появился, засыпало меня вопросами. Я выложил все, что знал, и мы еще какое-то время сидели молча. Потом я разогнал их по комнатам и остался в обществе Трая.
Проходя к себе мимо комнаты матери, я услышал, что она разговаривает по телефону. У меня и в мыслях не было подслушивать, но ее голос звучал так жалобно, так не похоже на мать, что я поневоле остановился.
— Ронни, милый, мне очень, очень жаль. О, мой бедный Ронни, я бессильна. Если бы ты видел, что написано в письме… Это безнадежно. О, Ронни, мы должны что-то сделать… -
Я не стал слушать и почти вбежал в свою комнату.
Упав на кровать, я молил всевышнего, чтобы огонь и камни обрушились на Лас-Вегас, чтобы он был разрушен, как Содом и Гоморра.
Глава 14
Но, разумеется, не оставалось ничего другого, как готовится к выступлению. Едва волоча ноги, я заглянул в уборную матери, потом отправился в свою, которую делил с Джино.
Время шло, приближался час выступления. В дверях мелькнул Стив Адриано. Входили и, выходили знаменитости. На мгновенье влетела Прелесть и чмокнула меня в щеку. И вдруг послышалась музыка. Я с трудом сообразил, что это увертюра. Джино, одетый в шоферскую форму, вытолкнул меня на сцену. Пэм, Трай, дядя Ганс и Прелесть были уже там. В зале глухо шумела публика.
Неожиданно занавес подняли, исчезло все, кроме яркого света и моря человеческих лиц… Оркестр заиграл знакомую мелодию, и тут я очнулся, вспомнил, что нахожусь на сцене, и представление началось. Я стоял в свитере и джинсах, как будто собираясь играть в футбол. Рядом Прелесть говорила с кем-то по телефону. Трай чесался. Пэм печатала на машинке. Джино полировал машину. Дядя Ганс склонился над шахматами.
Конферансье представил нас:
— Итак, дамы и господа, перед вами семья Анни Руд. Вы скажете: ну что ж, семья как семья. Но так ли это?