Подпольный Баку
Шрифт:
– Может, ты пригласишь его выпить чашку чая?
– Неплохая мысль. Так и сделаю.
– Он прилично одет? Может вести себя в обществе?
– Интеллигент. Держится отлично, подлинный джентльмен...
Телефонный звонок прервал слова хозяина дома. Он поднял трубку, и по тому, как у него затряслись руки и покрылось мертвенной бледностью лицо, жена и Михайловский поняли: известие не из приятных.
Закончив разговаривать, Гаджи провел рукой по макушке, что он обычно делал в минуты душевного волнения, и расстроенным голосом сообщил:
– На мельнице тоже объявлена забастовка. Иранцы на фабрике примкнули к бастующим. Пока неизвестно, присоединились ли к бунтарям матросы на моих судах. Несомненно
Вошла служанка и доложила о приходе Петра Солоухина.
Сона-ханум поспешила удалиться через боковую дверь.
– Пусть войдет, - приказал Гаджи.
– Вы, господин Михайловский, будете свидетелем нашего разговора.
В комнату вошел небольшого роста человек, смуглолицый, с маленькими усиками.
– Присаживайтесь, позавтракайте со мной, - приветливо сказал хозяин.
– Благодарю вас, господин Гаджи, - ответил вошедший, подсаживаясь к столу.
– Итак, случилось то, что я предвидел.
Гаджи невесело покачал головой.
– Кто стоит во главе забастовки?
– Большевики, меньшевики, дашнаки...
– Дашнаки дали нам слово... Они не будут принимать участия в забастовке до конца.
– Да, это так, господин Гаджи. Дашнаки - народ порядочный, их нельзя сравнивать с большевиками. Им удастся убедить своих людей.
– Как настроены эсеры?
– Их мало. Эсерам не стоит придавать значения.
– Каковы требования забастовщиков?
– Я переписал их и принес вам.
– Петр Солоухин извлек из внутреннего кармана пиджака листок бумаги, развернул его, - Требования рабочих содержат тринадцать пунктов. Я прочту вам их: 1. Восьмичасовой рабочий день; 2. Три смены на круглосуточной работе; 3. Предоставление рабочим жилищ: для холостых - одну комнату, семейным - две; 4. Медицинская помощь за счет предприятия; 5. Заболевшие получают пятьдесят процентов заработной платы; 6. В летнее время рабочие на предприятиях должны обеспечиваться охлажденной кипяченой водой; 7. Деревянные нары в рабочих бараках должны быть заменены железными кроватями; 8. Заработная плата должна выдаваться своевременно; 9. Рабочим, проработавшим на предприятии год, должен предоставляться оплаченный отпуск; 10. Для детей рабочих должны быть открыты школы; 11. Должен быть принят закон об оплате дорожных расходов и о выдаче дополнительных средств рабочим, которые отправляются предприятием в другие места на временную работу; 12. При увольнении рабочего ему должна быть выдана двухнедельная заработная плата или же он должен быть за две недели предупрежден об увольнении; 13. Праздничные и воскресные дни должны оплачиваться полностью.
По мере того как Солоухин читал, глаза у Гаджи все больше суживались. Он взял листок из рук Солоухина и пробежал его глазами.
– Это невозможно!
– резко сказал он, зажав в руке бородку.
– Пункты первый и двенадцатый должны быть ликвидированы. Пункты девятый и тринадцатый также неприемлемы, я не желаю даже слушать об этом. Что касается пунктов третьего и шестого, возможно, некоторые хозяева согласятся с ними. Принятие же пунктов четвертого, восьмого и одиннадцатого означало бы полную капитуляцию перед рабочими. Ни об одном из этих требований губернатор Накашидзе знать не должен. Вам придется самому исправить этот документ.
Солоухин задумался, лицо у него стало пунцовым.
– Я полностью согласен с вами, господин Гаджи, - удрученно сказал он.
– Требования рабочих наглые. Однако я не считаю возможным склонить кого-либо из членов стачечного комитета к пересмотру этих требований. Особенно непримиримы и упрямы большевики.
– Кто из большевиков входит в стачечный комитет?
– Джапаридзе, Фиолетов, Стопани.
– А кто из меньшевиков?
– Илья, Тарас и я. Об Илье Шендрикове должен сказать, что он только числятся членом стачечного комитета, на
– А кто представляет в стачечном комитете армян?
– Тигран Арутюнянц и Давид Тер-Даниэлян.
Гаджи поморщился.
– Мне все ясно. Вы не имеете в стачечном комитете большинства. Я лично на вашей стороне, ибо вы - народ культурный, образованный. С вами можно иметь дело. Вы, меньшевики, можете и должны оказывать на рабочих влияние. Требования забастовщиков, которые вы только что зачитали мне, свидетельствуют о том, что рабочие окончательно отбились от рук. Господин Солоухин, я желаю, чтобы ваша связь с рабочими была как можно более прочной. Мне очень приятно думать, что среди вас много образованных людей. Лично вы - человек культурный и обходительный. С такими людьми приятно иметь дело, ибо есть возможность всегда прийти к соглашению. Повторяю, я вам желаю успеха в вашей деятельности. Мне неизвестны ваши методы борьбы с большевиками, однако хочу посоветовать вам: гоните с промыслов большевистских ораторов. Вы спросите, как это сделать? Разумеется, не кулаками, не грубой бранью, - это не даст результата. Вы должны чернить их в глазах рабочих, говорить о них, как о недобрых, нечестных людях. Побольше клеветы, господин Солоухин. Она очень поможет вам развенчать большевиков в глазах рабочих, лишить их авторитета. Если вам понадобятся денежные средства, вы получите их. За этим дело не станет. Обещаю вам поговорить по этому поводу со многими богатыми людьми Баку. Я первый готов прийти вам на помощь. Я уже говорил об этом с господином губернатором и обещаю поговорить еще. Господин Накашидзе надеется на вас. Он знает, что вы не станете поддерживать большевиков. Мой совет: постарайтесь, чтобы доброе мнение о вас господина губернатора крепло. И еще один совет: принимайте в забастовках самое деятельное участие. Если вы не будете действовать энергично, вы не сможете оказывать влияние на забастовщиков, то есть бороться с ними.
Слушая хозяина дома, гость торопливо ел бутерброды и запивал их чаем. Даже отвечая на вопросы Гаджи, он не переставал жевать.
Когда настало время прощаться, Гаджи передал Солоухину конверт.
– Здесь чек, - пояснил он.
– Вы увидите, сумма немалая. Действуйте. Желаю успеха...
Гость горячо поблагодарил хозяина за щедрость, откланялся и ушел.
В комнату вошла Женя и, обращаясь к Михайловскому, сказала:
– Госпожа ждет вас в маленьком зале.
Михайловский поспешно встал из-за стола.
– Очень вас прошу, - пропел он, - проводите меня к Соне-ханум.
Михайловский вошел в маленький зал, убранный по-восточному.
Сона-ханум в синем шелковом платье лежала на красивом бархатном диване с книгой в руке.
Когда Михайловский подошел к ней, она, закрыв книгу, положила ее на круглый столик. Он бросил взгляд на обложку, шутливо усмехнулся.
– Я вижу, вы, Сона-ханум, упорно пытаетесь разгадать тайны багдадских дворцов.
Хозяйка дома лениво зевнула.
– Да, пытаюсь. Я хочу изменить форму моей клетки, и вы должны помочь мне. Я обращаюсь к вам потому, что вы принимали участие в заточении меня в эту клетку.
– Я всегда старался, чтобы моя Сона-ханум была счастлива. Буду заботиться об этом и впредь.
– Вы правы, мой дорогой друг, меня влекут багдадские дворцы прошлых веков, их таинственная жизнь. Моя мечта создать подобный дворец, в котором бы я наслаждалась жизнью, похожей на быт богатых багдадцев. И я постараюсь осуществить свою мечту. Восточные романы могут оказать мне большую помощь. Вы же знаете мою страсть читать все, что имеет отношение к восточной жизни. И Гаджи любит читать о Востоке. Часто вечерами я читаю ему что-нибудь из этих книг. Гаджи говорит, что восточные романы способны волновать человеческое сердце, возвращают человеку способность ощущать давно забытые чувства молодости.