Подпорченное яблоко

Бруно Энтони

– Откуда я знаю, почему он поступает так или иначе?

– Гиббонс был лучшим оперативником в ФБР, лучшим.Он был хорошим человеком. Даже гангстеры знали, что он хороший человек. И поэтому ненавидели его. Этот ублюдок Беллз недостоин ботинки чистить Гиббонсу. Гиббонс был лучше всех. Самым, самым лучшим. И ради чего он умер? Просто так. Ни за что.

– Успокойся, – сказала Джина.

Тоцци уже кричал, ему было все равно. В его глазах блестели слезы. Он наконец осознал: Гиббонс мертв!

– Это

неправильно! – закричал Тоцци. – Неправильно! Гиббонс был лучше всех. Он не должен был так умереть. Он... Он не должен... – Тоцци не мог закончить. Он задыхался. Он не хотел, чтобы она видела его слабость. Она этого не заслуживает.

– Эй, – тихо сказала она, повернувшись к нему лицом, – успокойся, пожалуйста. Подыши глубоко. Расслабься. Ты доведешь себя до болезни. – Она положила руку ему на плечо.

Внезапно все перевернулось с ног на голову. От ее прикосновения по его коже пробежала дрожь. Сочувствие, звучащее в ее голосе, почти заглушило все подозрения.

– Подыши, – произнесла она, – медленно.

Он кивнул:

– Ладно, ладно, со мной все в порядке. Все отлично.

– Хорошо. Минуту назад ты вел себя как настоящий слабак. Не может быть, чтобы ты на самом деле был копом.

Прикосновение ее руки превратилось в прикосновение гадюки.

– Просто подыши, вдох – выдох, медленно и спокойно. – Она потрепала его по плечу. – Не волнуйся. Все будет хорошо.

Он впился зубами в костяшки пальцев свободной руки, чтобы не закричать. Сука!

Глава 15

3.23 дня

– Ш-ш-ш-ш! – Лоррейн подалась к динамику.

– Что? – Стенли прислушался, его рука с зажатым в ней пистолетом свесилась между коленей. – Вы что-то услышали?

– Это они? – Живчик напрягся, стараясь разобрать что-нибудь со своего места за рулем.

– Тише, – резко сказала Лоррейн. – Дайте послушать.

Звук, доносящийся из динамика, изменился, стал выше. Лоррейн показалось, что она различает с трудом пробивающиеся слабые голоса. Она взглянула на Гиббонса. Он наклонился вперед, опершись о колени, и уставился на динамик со своим мрачным видом старого рака-отшельника. Даже смотреть на него было неприятно.

Живчик вел машину по бульвару Кеннеди, основной магистрали Джерси-Сити. Мимо проносились огромные старые дома в викторианском стиле и ряды деревянных домов, расположенных выше по обеим сторонам улицы. Теперь они направлялись к Хайтсу. Выехав из туннеля, они пронеслись по улицам аристократического района Хобокена, побывали в Байонне, где жили Дефреско, и теперь кружили по улицам, надеясь поймать сигналы передатчика. Иногда Беллз околачивался в Байонне – здесь жил его брат. Вот Стенли и подумал, что он может тут оказаться, но пока что они ничего, кроме помех, не слышали. Тоном выше, тоном ниже, завывания и смутные шорохи – не более того.

Живчик проскочил на желтый свет.

– Я не знал, что Беллз обитает в Хайтсе. У

него здесь квартира?

Стенли оставил его вопрос без ответа.

– Сверни направо.

– Где? – спросил Живчик.

– Все равно. Здесь. Сверни здесь.

Живчик сделал так, как ему велели, – свернул в переулок, ведущий направо, и затем заложил крутой вираж, заставивший всех за что-нибудь ухватиться.

– Так куда мы едем, Стенли?

– Знаешь Огден-авеню?

– Нет.

– А Пелисейдс-авеню?

– Да.

– Огден в одном квартале оттуда. С этого места открывается отличный вид на Нью-Йорк. Вид на утесы. Хобокен прямо внизу.

– Стенли, мы ведь уже искали в Хобокене.

– Заткнись и езжай, куда я говорю.

Лоррейн ничего не понимала. Почему Стенли хочет ехать туда, где красивый вид? Она посмотрела на Гиббонса, но на лице старого краба застыло осуждающее выражение. Кремень, а не человек. Ну и пошел он к черту.

Когда фургон въехал в Хайте, фон в динамике снова изменился. Теперь звуки напоминали беседу двух разных фонов. Она изо всех сил прислушивалась, пытаясь разобрать слова, но ничего не получалось.

Внезапно все заглушили помехи. Лоррейн с отчаянием подумала, что они снова потеряли Майкла, и на сей раз навсегда. Но, когда Живчик свернул на более широкую улицу, шум, напоминающий беседу, возобновился и стал более чистым.

– Я что-то слышу, – завопил Живчик. – Слышу!

– Заткнись! – рявкнул Стенли. – Поезжай к Огден-авеню.

Из океана шума на поверхность вынырнули два слаборазличимых голоса.

– Ты его не знала. Для того чтобы его понять, нужно было хорошо его знать. Мне будет очень не хватать его.

– Дыши глубже. Тебе нужно больше кислорода, говорю тебе.

– Отстань со своим дыханием. Мне нужен мой напарник. Неужели непонятно? Он единственный человек, с которым я мог работать. Не знаю, что мне теперь делать.

– Пожалуйста, послушай меня. Дыши глубже. У тебя сейчас будет истерика.

В голосе Стенли прозвучало изумление.

– Он что, плачет?

Лоррейн не спускала глаз с динамика. В горле у нее стоял ком. Майкл плакал, потому что умер Гиббонс. Почему же у нее не было слез?

– Ты думаешь, ты такая крутая. Ты не понимаешь, что значит потерять такого близкого человека.

– К твоему сведению, я знаю, что значит потерять близкого человека. Ты ведешь себя так, будто ты единственный, с кем это произошло. Это так типично для мужчин. Они всегда думают, что все, что случается с ними, случается впервые.

– Ты сама-то веришь в эту чушь? В эти свои дурацкие обобщения? «Мужчины всегда то, мужчины всегда се». Говоришь, как Жак Кусто о своих долбаных рыбах.