Подростки

Коршунов Михаил Павлович

У дежурного депо на большом пульте вспыхивают контрольные лампочки, звонят телефоны связи. Дежурный сосредоточен и ни на что не отвлекается. Он — часть большого пульта с лампочками и телефонами. У него под наблюдением все тракционные пути.

Тося вошел в линейную и увидел Скудатина. Виктор Данилович сидел и заполнял маршрутный лист. Тося растерянно застыл. Мастер поднял голову, заметил Тосю. Встал и тут же подошел к нему.

— У меня срочная подмена, и я взял тебя. Не возражаешь? На рейс.

Тося

не знал, что ответить.

— Поговорить хотелось. Не откажи. С дежурным все улажено.

Тося кивнул.

— Иди на врачебный осмотр.

Тося отправился наверх в здравпункт.

Врач взглянул на Тосю:

— Жалоб не имеешь?

— Нет.

— Выспался?

— Выспался.

— Подними рукав.

Врач будет измерять давление. Значит, у Тоси не обычный свежий вид.

Повыше локтя — резиновая манжета. Ртутный столбик манометра. Врач измерил давление, сказал:

— Счастливого пути.

Тося спустился к Виктору Даниловичу. Тот читал телеграммы о состоянии дороги на данное время суток. Протянул их Тосе. Тося просмотрел — нигде никаких заносов, повреждений, ремонтных работ.

— Пойдем принимать электровоз, — сказал Скудатин.

Они вышли. Скудатин закурил.

Безмолвно чернели электровозы. Паровоз всегда какой-то живой, в нем постоянно шевелится пар, а электровоз, когда он не в движении, напоминает комнату, в которой выключили свет.

Скудатин спросил:

— Что думают ребята в группе?

— Разное.

— Ты что думаешь?

— Вам нужны были деньги?

— Да. Сумма. Я обещал.

Тося ничего не ответил. Почему-то вспомнил Гибича и все его дела. Гибич тоже говорил, что ему нужны были деньги, сумма. Но сам же Виктор Данилович окончательно изгнал Гибича из группы, из училища.

— Требуется для семьи, — сказал Виктор Данилович и повторил: — Сумма.

— А разве большая семья? — спросил Тося.

— Не большая, но может состояться только при определенных условиях.

— Без таких условий нельзя?

— Нет.

Тося ничего больше не спросил. Зачем?

Скудатин бросил окурок, придавил ботинком. Тося любил мастера даже теперь, и начавшийся разговор и предстоящий, очевидно, во время пути в электровозе волновал его, как волновала судьба Виктора Даниловича. Хотелось быть полезным ему, хотя Тося и не понимал принципов («резонов»), которыми руководствовался их бывший мастер в своей семейной жизни. Тося не представлял, как можно отгородить себя и свою семью от того, чем ты занимаешься, от своей работы. Изменить себе, изменить ребятам. За что? Обманывать. Добывать деньги. А что потом? Опять обманывать? Пока не станет противно? И к чему тогда ты, вся твоя семья, вся твоя жизнь? Честное прошлое, которым дорожил и от которого отказался? А богатство? Оно зачем? Если это твой стыд и позор.

Тося

первым поднялся к дверце электровоза, вошел и повернул выключатель, обыкновенный, на стене: зажег в комнате свет. Поставил в угол чемоданчик. Следом поднялся Скудатин. Тоже поставил чемоданчик. Включил отопление. Тося узнал электровоз. Это был тот самый, которому группа делала профилактику.

В «Технической книге», в графе «замечания и неисправности», предыдущей бригадой было записано: «Не идет песок, левая шестая ось». Как всегда, были отмечены показания счетчика электроэнергии.

Тося прошел по коридору, вокруг двигателей и высоковольтных щитов, потом спустился на полотно, чтобы осмотреть экипажную часть электровоза. Тося не спеша проверил основные болты и гайки. Скудатин поднял пантограф. Тосе всегда кажется, что он ощущает толчок пантографа о контактный провод. Не просто видит, что провод качнулся, а ощущает толчок медной лыжи. Скудатин включил компрессор. Тося громко свистнул (так делают помощники, чтобы машинисты их услышали, даже когда работает компрессор).

Виктор Данилович открыл окно со стороны машиниста.

— Дайте песок! — крикнул Тося.

Скудатин одну за другой включил песочницы, и у колес, подсвеченных нижними лампочками, с шумом взвихрялись маленькие песчаные бури. Тося обходил электровоз, проверял. Песочницу у левой шестой оси решил проверить особенно внимательно, посмотреть, как ее отрегулировали механики. Опять свистнул, и, когда Виктор Данилович открыл окно, Тося попросил:

— Шестую! Еще разок!

Скудатин снова включил песочницу у левой шестой оси.

— В порядке! — сказал Тося.

Потом он проверил тормозные колодки. Тормоза — это посерьезнее песочниц.

Когда поднялся на электровоз, в кабине было уже тепло. Скудатин без рабочей куртки, в одном форменном пиджаке, стоял у контрольно-записывающего аппарата, заправлял в него катушку с бумажкой скоростемерной лентой, покрытой мелом.

— Заточить перо? — спросил Тося.

Если на пере самописца окажется заусеница, перо может порвать ленту, на которой ведется постоянная контрольная запись скорости электровоза, времени в пути и мелкими дырочками накалываются пройденные километры.

Тося начал затачивать перо наждачной бумагой, которую вынул из чемоданчика. Скудатин пустил большие часы, вмонтированные в контрольно-записывающий аппарат, и поставил точное время.

Отключился компрессор. В кабине наступила тишина. Громко тикали часы. Опять все, как в обычной комнате. Тося передал Скудатину заточенное перо. Скудатин вставил его в аппарат.

Они готовили электровоз и обменивались короткими деловыми фразами. Для другого разговора сейчас не время.

— Проверь замок тормозного рукава. Не заледенел?