Подростки
Шрифт:
— Ты что, ты совсем, что ли, — бессвязно шептала она, отворачивая от меня свое лицо.
Я сидел не шевелясь, я по-прежнему держал ее за плечи правой рукой, левая покоилась на ее колене. Несколько секунд мы молчали.
— Я не думал, что я тебе так неприятен.
— С чего ты взял, что ты мне неприятен?
Потомки! Я обращаюсь к вам! Помните, что в любой любовной дуэли есть так называемые ключевые фразы. Смотрите, как изящно я подвел ее к этому важному моменту. Я твердо и уверенно обнимаю ее одной рукой, моя другая рука нежно и словно рассеянно поглаживает ее колено так, что пальцы то и дело исчезают
Но я не буду ни грубым, ни невежественным.
— Лид, если я тебе хоть немного, ну, это… Ну, нравлюсь, что ли, то давай…
— Что? — лицо ее стало совсем пунцовым.
— Будем встречаться. У тебя ведь нет парня? — я вкладывал в голос всю страсть и покорность, на которую был способен.
— Парня, может, и нет, но ты ведь на второй день сбежишь к Томочке?
— Да нет, Лида, нет, ты что, мне не доверяешь?
Я вновь стал искать ее губы, на этот раз она совсем не отворачивалась, я стал заваливать ее на спинку парты, мне безумно захотелось погладить ее ноги, но я победил себя, я сдержался и мысленно отправил похвалу самому себе, сейчас никак нельзя было спешить, нельзя было перегибать палку.
На этот раз я целовал ее долго, я заметил, что она отвечает мне, мой язык скользнул между ее губ, она разжала зубы и, как предвестие всего последующего, я задвигал языком у нее во рту, туда-сюда, легко и нежно, туда-сюда, и еще раз, и еще.
— Зачем ты так делаешь, — почти простонала она, на секунду оторвавшись от моих губ.
— Потому что люблю тебя, разве тебе это не нравится? — прошептал я хрипло.
— Не знаю, я так никогда не целовалась, — простодушно ответила она.
— Лида, знаешь что? — произнес я через минуту.
— Что?
— Хочу попросить тебя об одном.
— О чем?
— Ну, если мы с тобой… То ты не позволяй другим трогать себя на переменке.
— Я и не позволяю, — лицо ее вспыхнуло.
— Вот и хорошо.
— А ты к другим тоже не клейся, — прошептала она.
— Конечно, ведь теперь у меня есть только ты.
Я по хозяйски скользнул ладонью вверх по ее ногам, я стал снова целовать ее в губы, радостно отмечая, что она совсем не сопротивляется, дикое желание неожиданно пронзило меня, мои пальцы миновали верхнюю кромку чулка, гладкую ткань тонких штанишек, еще вверх, и вот резинка, тут я ощущаю горячую кожу ее живота, мои пальцы-умнички знают свое дело, они проскальзывают под резинку и теперь вниз, но уже по глади ее раскаленного озера, вниз, о, что это за чудо, довольно густые заросли курчавых волосиков, да она уже совсем взрослая, мелькает в моем разгоряченном мозгу, ей наконец удается прервать наш поцелуй, она тесно сжимает ноги, пусти, не надо, не надо, она чуть не плачет, и я ее отпускаю.
Из коридора послышался отдаленный, быстро приближающийся шум, урок физры закончился, наш веселый народец метелил в класс. Лидка торопливо приводила себя в порядок.
— Ты хоть бы отвернулся, — прошептала она, пристегивая застежку чулка.
Когда это я успел ее расстегнуть?
— Ты ведь моя девушка, что тут
— Перестань, лучше пересядь к себе, хочешь, чтоб нас засмеяли?
Я еще раз чмокнул Лидку в щечку и пересел на свою парту, это в другом ряду и на две парты сзади.
В следующую минуту дверь распахнулась, в класс ввалился Ванька и прямо с порога заорал:
— Какого ты смылся, мы из-за тебя продули! — набросился он на меня.
— Колено зашиб, — ответил я.
— Колено, колено, — не мог угомониться Ванька, — продули два—три!
— Действительно, обидно, ведь выигрывали два—ноль.
Я что-то еще отвечал Ваньке, но сам украдкой посматривал на Лидку, она словно не замечала нас, знай пописывала в тетради.
С этого дня началась иная жизнь. Ничего не ведающие парни попытались было по-прежнему зажимать Лидку, но получили такой злобный отпор, что оторопели.
— Лидка дерется, словно озверела, — пожаловался мне Игорь.
На уроке я вдруг чувствовал на себе ее взгляд, я поднял голову и увидел, что она смотрит на меня, поставив на парту маленькое зеркальце.
Я подмигивал ей, она улыбалась, показывала мне язык, и зеркальце исчезало.
Мне мучительно захотелось близости с ней.
Я смотрел на ее спину и видел лишь застежку ее форменного, коричневого платья, мне хотелось только одного — расстегнуть ее, дальше будет лифчик, он тоже застегнут на спине, и его я сниму, я раздену ее, я буду долго целовать и гладить ее тело, вот она уже подо мной, отчего она вдруг стала так похожа на Женю?
— Осипов, о чем мечтаем? — физик смотрит на меня, удивленно подняв брови.
— О третьем законе Ньютона, Юрий Иванович.
— О взаимном притяжении тел?
— О нем, родимом.
— Ну иди к доске.
Физик улыбается. Классный мужик.
На переменках я теперь имел монопольное право прижимать Лидку к стенке, мы стояли друг против дружки, как мартовские кошки, мои руки были уперты в стены по обе стороны от Лидки, я не прикасался к ней, лишь иногда я немного сгибал ногу и толкал своим коленом ее коленку, она, смеясь, толкала меня обратно, она нагибалась, чтобы выскользнуть из кольца моих рук, но не тут-то было, да и она сама, видимо, не сильно хотела вырваться.
Если бы уважаемые члены педсовета услышали, что я ей шептал при этом, меня бы в тот же день исключили из школы и из рядов нашего славного комсомола.
— Лид, смотри, как у меня стоит.
— Ты хам, — смеялась она.
— Ты все же посмотри, это ведь на тебя.
— Брюки порвутся, — прошептала она, скосив вниз глаза.
— Лид, какого цвета у тебя трусики? — продолжал я нагло.
— Никакого, — она краснела.
— Что, забыла надеть, что ли?
— Ага, забыла, — смеялась она.
— А вот сейчас мы проверим, — я опускал руку, делая вид, что собираюсь задрать ее платье.
Она хватала мою руку, и между нами начиналась сладкая, древняя борьба.
К моему удивлению, глядя на нас, класс стал естественным образом разбиваться на пары, коллективные зажималки почти прекратились, зато теперь выяснилось, что в классе катастрофически не хватает углов, где бы могли тихо шептаться и жаться друг к другу определившиеся дуэты.
Мы стали встречаться вечерами. Все проходило почти по одному сценарию.