Подруга детства
Шрифт:
Нет, не совсем так. Была еще какая-то часть Дейзи, которая испытывала откровенное недоумение и настоящую обиду — почему он не остался с ней?! Все настоящие героини засыпали в объятиях героев, истомленные любовными сражениями, а утро встречали на широкой груди означенных героев, после чего…
Вот именно, интересно, что они делали ПОСЛЕ?
Во всех без исключения любовных сюжетах как-то упускался из виду вопрос, как НА САМОМ ДЕЛЕ проходило первое утро героинь после грехопадения. Как они с героями принимали душ? Чистили зубы? Шли завтракать?
Дейзи
Оказалось, что НЕКОТОРЫЕ части тела болят даже очень сильно, и она зашипела от боли, но потом, уже завернувшись в мохнатый халат, почувствовала себя бодрее и продолжила размышлять.
Прежде всего, ее интересовали собственные ощущения. Была ли она счастлива после произошедшего? Радовалась ли тому, что ее тайные мечты оказались явью? И оказались ли они явью?
Она помнила, как горело все тело, когда Морис целовал ее на пороге комнаты. Помнила сладкое и стыдное возбуждение, когда руки мужчины впервые касались ее обнаженного тела. По идее, потом на смену этим ощущениям должен был прийти ослепительный экстаз, забытье наяву, взрыв эмоций и чувств — но этого как раз она вспомнить не могла.
Память сыграла дурную шутку — и Дейзи внезапно увидела и почувствовала все очень отчетливо. Резкие, грубые движения Мориса, собственное смущение, мешавшее ей сказать, что он причиняет ей боль. Механические конвульсии красивого мужского тела. Совершенно невообразимые по своей пошлости фразы типа «Давай, давай, моя крошка, сейчас тебе будет хорошо». Странную заминку Мориса в самый, так сказать, разгар любовного акта и, наконец, его поспешное… Бегство!
Щеки девушки полыхнули огнем. Дейзи даже зажмурилась. Говоря языком простым и циничным, Морис сделал свое дело, потом торопливо оделся, сказал ей «спасибо» и ушел. На языке так и вертелось гадкое сравнение с визитом к проститутке, но Дейзи не позволила себе думать об этом. Нет, нет, все было не так. Морис Эшкрофт просто дал ей время прийти в себя, передохнуть и…
И не спать всю ночь, мучаясь и гадая: может быть, это она сделала что-то не так? Была неловкой, неумелой, неинтересной?
А как она могла быть другой — ведь это ее первый в жизни опыт Отношений с Мужчиной.
И вообще — кто сказал, что должно быть иначе? Вполне возможно, это и есть нормальные сексуальные отношения, а то, что Морис ушел — правильно, они свободные люди, они не муж и жена, они даже не любовники в полном смысле слова. Это просто первая ступень их отношений.
Дейзи осторожно легла на самый край кровати, натянула плед повыше — и неожиданно произнесла вслух:
— Но тогда я совершенно не понимаю, чего это все так сходят с ума из-за этой самой любви! Ничего особенного! Да еще и ноги болят.
Произнеся эту эпитафию самому святому из человеческих чувств, потерявшая невинность глава агентства «Эмеральд» уснула глубоким сном без сновидений.
Утро развеяло все неприятные мысли, словно дым. Морис поджидал Дейзи в коридоре с громадным букетом роз и прямо-таки источал мед и елей. Он поцеловал ее долгим и проникновенным поцелуем истинного собственника, с придыханием поинтересовался, как спала «его маленькая Афродита», а потом пригласил на завтрак. Дейзи мгновенно забыла все обиды и отправилась утопать в блаженстве.
Они целый день просидели на галерее, держась за руки, а после ужина Дейзи занервничала. Странно, но перспектива второй ночи любви подряд пугала ее гораздо больше, чем вчерашняя потеря невинности. Горло пересохло, и Дейзи Сэнд всерьез подумывала, не заказать ли ей шампанского для поднятия тонуса. И тут умница-Морис спас ее. Склонившись над ее холодной и потной от волнения рукой у самых дверей номера, он проворковал:
— Я умираю от страсти, моя киска, но больше не хочу оскорблять твою скромность. Пусть эта ночь будет стоить мне тысячи мук, но я не притронусь к тебе, пока не получу на это право.
Дейзи ошалело смотрела на зеленоглазого красавца. Вот это загнул! Куда там героям-дуболомам и их не в меру податливым героиням! Благородный рыцарь Морис в сияющих латах приносил свою пылающую от страсти плоть на алтарь их любви, не иначе. Только вот о каком праве он говорит? Она что, должна сама ему предложить…
— Морис, я, наверное, кажусь тебе неопытной идиоткой… — Дейзи очень хотелось откусить свой проклятый язык, но он, как всегда, справлялся без помощи мозгов. — …И я совершенно не знаю, что надо говорить в подобной ситуации…
— Не говори ничего, моя малышка! И позволь сказать мне. Я не требую — и не смею требовать от тебя ответа. Ты отдала мне самое ценное, что есть у девушки…
— Я…
— …И я был бы негодяем, настаивая на продолжении. Одним словом, решение за тобой, Дейзи. Я прошу тебя подумать и сказать — можно не сразу, попозже, — согласна ли ты стать моей женой.
С этими словами Морис снова прильнул к руке Дейзи, и очень хорошо сделал, потому что она как раз открыла рот и вытаращила глаза. Справиться с собой ей помогла только необходимость хоть что-то ответить, и Дейзи промямлила:
— Морис, это так неожиданно…
— Я же не тороплю тебя, любовь моя! Обдумай все — но знай, что я не буду спать эту ночь. Я буду мучиться и вспоминать вчерашнее блаженство, которое ты мне подарила.
С этими словами Морис Эшкрофт обжег ее влажным и скорбным взглядом и ретировался в свой номер. Дейзи постояла еще немножко в коридоре, а потом на негнущихся ногах вошла в номер и повалилась прямо на застеленную постель.
Ей сделали предложение! Нет, не так. Ей сделал предложение мужчина, в которого она влюблена без памяти. Почему она все еще здесь? Почему не бежит говорить ему, что она согласна?