Подруга по контракту

Трифоненко Елена

У деда все есть, так что с поиском подарков пришлось попотеть. В итоге я остановилась на зонте и красивом пледе. Последний был разрисован апельсиновыми дольками. Дед у меня любит яркое, так что плед ему точно понравится.

После шопинга я еще немного пошарахалась по улицам, съела мороженое. Мне ужасно не хотелось расставаться с охватившим меня чувством свободы (вранье — это все-таки не мое). Но потом мне позвонил Павел и довольно хамским тоном спросил, где меня носит.

— Мне нужно сделать несколько звонков по

работе, — пояснил он. — Я бы хотел, чтобы ты заняла Виолу.

Я, конечно, тут же схватила ноги в руки и понеслась домой.

Виола моему возвращению необычайно обрадовалась.

— Не хочешь покататься на самокатах? — спросила она, как только я влетела в дом.

— Очень хочу! — без вопросов согласилась я. — Только дай мне пять минут, чтобы переодеться.

Вскоре мы с ней уже вышли из дома. Я, признаться, с самокатами раньше дела не имела, но, попробовав, немного прокатиться у дома, решила, что это не так уж и сложно. Вот только я жутко переоценила свои силы.

В Сочи многие улицы под наклоном, на них самокат ужасно разгонялся, и с ним было не так-то легко справиться. Пару раз я влепилась в симпатичных прохожих (один из них даже пытался взять у меня номер телефона), а на третий пропахала асфальт плечом и локтем.

Виола чертовски испугалась. Она стала настолько бледной, что при взгляде на нее я от страха забыла о собственной боли.

— Эй, заяц, ты чего? Все нормально, — пробормотала я, выуживая самокат из ближайшего куста.

— Ты вся в крови.

— Не правда! Крови совсем немного, — я чуть шею не свернула, пытаясь оценить масштабы «разрушений» (почти все мои «боевые» раны располагались сзади). — До свадьбы заживет. Сейчас промоем все водичкой и будем дальше кататься.

— Ну уж нет, — она поджала побелевшие губы и замотала головой. — Пойдем домой. Надо все как следует обработать.

Я попыталась сопротивляться, но она была непреклонна. Мы немного промыли ссадины минералкой, которая у нас была с собой, а потом двинулись к дому, таща самокаты на себе. По дороге я всячески пыталась отвлечь Виолу разговорами. Но получалось не особо. Наверное, мое падение что-то травматичное пробудило в ее памяти. Румянец все никак не возвращался на ее милые щечки, да и губы «племянницы» оставались бледными. Я даже разозлилась на себя: вот ведь неуклюжая идиотка — испортила ребенку настроение.

Во дворе дома мы неожиданно наткнулись на Павла: он расхаживал по вымощенной камнем дорожке и ожесточенно жестикулировал, беседуя с кем-то через гарнитуру. Впрочем, при виде нас, «братец» сразу прервал разговор:

— Что случилось?

— Ничего! — поторопилась заверить я.

— Лида упала и поранилась, — хмуро рапортовала Виола.

— Совсем немножко, — я быстро обошла Павла, торопясь юркнуть в дом.

— Твою мать! — послышалось у меня из-за спины.

Я испуганно оглянулась:

— Что, все так плохо?

Вообще,

плечо у меня жутко болело. Кровь запеклась, и кожу ужасно стянуло. Но я как-то надеялась, что повреждения у меня не такие уж и значительные.

Павел ничего мне не ответил, пробормотал еще пару ласковых своему невидимому собеседнику, а потом двинулся за нами.

— Заяц, сходи-ка ты выпей чаю, — предложила я Виоле, потому что цвет ее лица мне решительно не нравился.

— Да, малыш, дуй на кухню, — присоединился ко мне Павел. — Я сам помогу Лиде обработать раны.

— Не надо мне помогать! У меня пока еще руки не отвалились.

Павел только раздраженно фыркнул, потом решительно схватил меня за здоровое плечо и молча потащил по коридору. Прямо как неандерталец какой-то!

— Не, я правда могу сама, — пыталась брыкаться я, но он меня не слушал.

У дверей его комнаты я даже заподозрила неладное. Может, он и не о моих ранах печется? Может, меня ждет очередная трепка? В принципе, это вполне в духе «братца»: отчитать меня, даже не обращая внимания на заливающий округу фонтан крови.

35

Когда мы очутились у него, Павел усадил меня на кровать и принес из ванной аптечку. Она у него была внушительной. Что-то ворча себе под нос, «братец» достал бинты, вату и какую-то бутылочку. Кажется, с перекисью.

— Начнем с локтя! — сухо сказал он, отставляя в сторону мою руку.

— Ага, давай, — пробубнила я, стараясь не встречаться с ним взглядом.

Просто одно его прикосновение обожгло так, что я, кажется, вся до корней волос залилась румянцем.

С крайне озабоченным видом Павел стал заливать мои ссадины перекисью. И, видимо, решил, что отповедь таки не помешает.

— Когда я просил отвлечь моего ребенка, я имел в виду совсем не такое.

Локоть у меня стало ужасно щипать, и на глазах выступили слезы.

— По-твоему, я специально грохнулась?

— Не специально. Просто твоя безмозглая головеха забита всякой ерундой. И вместо того, чтобы смотреть под ноги, ты, наверное, слишком много глазела по сторонам.

— Глазела, — подтвердила я, кусая губы, чтобы не разреветься.

Мне было и больно, и обидно.

— Вместо того чтобы решать мои проблемы, ты создаешь новые.

— Создаю, — подтвердила я.

— Когда ты с Виолой, мне за нее даже более неспокойно, чем когда она одна. Нет, ну правда! Ты ужасно, ужасно безалаберная.

— Безалаберная.

Павла, кажется, впечатлила такая моя покладистость, и он с интересом заглянул мне в лицо. Очень вовремя, блин! Слезы, дрожащие у меня на ресницах, таки брызнули на щеки.

— Так! А это еще что такое? — он, кажется, не ожидал ничего подобного. — Что это еще за ручьи?