Подруги Высоцкого
Шрифт:
Сценарий Наталии Рязанцевой, который так ее зацепил, первоначально назывался «Гвардии капитан». Перед выходом в прокат фильм стал именоваться незамысловато и нейтрально – «Крылья».
Главная героиня – 40-летняя Надежда Петрухина, бывший военный летчик, вернувшись с войны, живет, работает, но… будто не ощущает себя живой. Душа ее в прошлом. Драма одного человека – жить прошлым и не уметь, просто даже не понимать, как можно жить и мерить жизнь иначе, по-другому, по-новому… Это был рассказ о трагедии женщины, оставшейся сердцем на фронте.
Классик советского кино, строгий Михаил Ильич Ромм назвал фильм Шепитько «исследованием жизни мужским способом». Зато в эпизоде прощания
Когда Лариса в 1965 году привезла в Париж свои «Крылья», восхищенная местная пресса тут же вскричала: «К нам явилась новая Грета Гарбо!» Но вот дома она мало у кого встречала понимание своей картины: «У меня было ощущение, что в рецензиях на «Крылья» речь идет о ком-то или о чем-то совсем другом. Либо о другом фильме, либо о другом режиссере».
…Нет, не зря все-таки предупреждали знающие люди, что читать прозу Андрея Платонова – тяжелый труд. Когда Лариса собиралась в экспедицию на поиски натуры для съемок своего нового фильма, муж напомнил ей платоновские слова: «Невозможное – это невеста человечества, к невозможному летят наши души». Так получилось, что «Родину электричества» писателя Шепитько нашла в калмыцкой степной деревушке Сероглазка на Астраханщине.
Ее небольшая 38-минутная новелла должна была войти в киноальманах «Начало неведомого века», который готовился к 50-летию Великого Октября. Однако, посмотрев работу Ларисы, руководство студии вынесло «обвинительное заключение»: «На экране изображена такая страшная, в полном смысле безнадежно выжженная земля, что о возрождении ее просто немыслимо думать. По этой мертвой земле ходят существа, более похожие на живых мертвецов, чем на реальных деревенских стариков и старух…»
Фильм было велено немедленно сжечь, то есть убить. «Обычно, – рассказывал Элем Климов, – неугодные фильмы «клали на полку» или смывали, а тут впервые все пленки вместе с исходные материалами предали огню. В ночь перед «костром» наш друг оператор Павел Лебешев уговорил работниц кинолаборатории «Мосфильма» отпечатать с опальной картины одну подпольную копию. А монтажеры, рискуя потерять работу, 20 лет прятали у себя в монтажном цехе коробки с пленками…»
«Родина электричества» появилась на свет божий уже к 70-летию Великой революции.
Шепитько удавалось, несмотря ни на что, хранить оптимизм и веру: «Мой крестный путь облегчался тем, что я никогда не писала двух заявок сразу». Верный друг Леня Гуревич как-то рассказал ей о сюжете, который предложил новой Экспериментальной студии молодой сценарист Вадим Трунин. Заявка была замечательно проста: четверо фронтовиков встречаются на похоронах своего бывшего командира, потом весь день пытаются выпить, посидеть, помянуть. И выясняется, что они утратили тот общий язык, те общие нравственные критерии и ценности, которые были у них, когда они были солдатами…
В какой-то степени это могло бы стать продолжением нравственной линии и душевных тревог героев «Крыльев». Лариса загорелась идеей и вместе с Труниным отправилась в Дом творчества в Репино доводить до ума «сырой» сценарий.
Но затем… «В ходе работы нам удалось прийти к такому варианту сценария, – рассказывала Шепитько, – от которого я вынуждена была отказаться. И у меня хватило мужества отказаться. Вот это было действительно первое серьезное испытание, первое спотыкание в моем внутренне летящем существовании в кино. Оно было летящим потому, что я была еще очень молода, все было, абсолютно все было впереди, я была самым молодым режиссером в нашем кинематографе, человеком, который пока только начерно проигрывал
Меня остановил впервые результат работы над сценарием «Белорусского вокзала»… Я впервые пережила крушение замысла, гибель надежд. А тут еще поджидало меня новое испытание – мне исполнилось тридцать лет. Смешно сказать, но этот возраст я восприняла гораздо драматичнее, чем последующие, скажем, даты. Казалось, надвигается крушение. Я вдруг поняла, что уже прожита какая-то жизнь, что дальше, выше ничего не будет. Раньше будущее представлялось горой, а теперь обнаружилось, что перед тобой плоскогорье. И новых вершин нет, и некуда подниматься. Надо осваиваться на новой территории, и основательно» —
«…и двигаться уже по горизонтали», —
предложила Лариса драматургу Геннадию Шпаликову. «Мы тогда увидели друг друга как будто в зеркале, – вспоминала она, – говорили друг другу одно и то же и почувствовали, что не можем об этом не говорить. И за одиннадцать дней написали сценарий «Ты и я».
Задача состояла в том, чтобы разобраться и показать, что случилось бы с одним и тем же человеком, выбери он тот или иной путь. Первая дорога приводила его к материальному благополучию и душевной пустоте, другая ничего не гарантировала, кроме немалых трудностей. Но не лишала внутренней духовной цели, возможности самореализации. Недаром одним из вариантов названия фильма было «Пробуждение» – пробуждение совести, чувства долга и ответственности. Для Шепитько талант неизменно был достоянием не только личным, но и общественным. «Человек, изменивший себе, своему делу, – говорила она, – совершает преступление по отношению и к обществу, и к самому себе. За него приходится тяжко расплачиваться. Речь идет о гармонии существования, о потере этой гармонии, о ее возвращении».
Впрочем, киноначальство подобную концепцию неопритчи о духовных странствиях блудного сына, о постепенном его обновлении и возрождении сочла авангардистской. Сценарий пришлось кроить и перекраивать. До совершенной неузнаваемости.
…Лариса сидела за рабочим столом и теребила в руках странное письмо, полученное от Шпаликова. Оно и радовало, и тревожило. «Люди делают судьбы, – писал Гена. – Самая большая удача, – пока что, – это ты… Ты – герой своего романа о НЕСБЫВШЕМСЯ. Только между нами, – я ведь и не так, в общем, живу (хотя и прыгаю с моста), но, конечно, живу литературно, по способу нашего героя. А в остальном сплю, пью, пишу, сижу дома, – и с ужасом думаю, что это – надо писать, – потому что мне это Богом отпущено, и ничего иного я не умею, а писать, как мне хочется – так я и пишу, – но есть рынок и сбыт. Ты – вне рынка, я – вне рынка, хотя мы и есть тот рынок – единственный – которому надо платить – но Бог с ними…»
А с нами? – думала она. И не могла найти ответа.
Включала магнитофон – Володя Высоцкий с таким же настроением и с теми же вопросами:
…И не прихватывает горло от любви,И нервы больше не внатяжку, — хочешь – рви.Провисли нервы, как веревки от белья,И не волнует: кто кого, – он или я.Прописывая сюжетные коллизии и характеры героев, Лариса Ефимовна в роли Кати ясно видела Беллу Ахмадулину, а Саши – Юрия Визбора. «Человек одной крови» – Владимир Высоцкий предполагался ею на ключевую роль Петра. Но затем…