Подруги
Шрифт:
Ну а с непритязательной, в духе времени, Марджори — попроще. Пока идут занятия, живет в университетском общежитии, во время каникул работает подавальщицей в пивной, ночует в комнатенке над баром, наблюдая по ночам из окна (так в свое время наблюдала Хлоя), как, едва держась на ногах, блюют и тискают девок мужчины, — дожидаясь, неведомо для себя, того дня, когда на Грейсовой свадьбе встретит свою судьбу.
Ну а Патрик, изгнанный, дабы, как считала и надеялась Элен, прозябать без крова и приюта, попадает вместо этого к Мидж.
Сегодня Мидж, масонова дочка, в могиле.
Кто виноват?
58
Марджори,
У Марджори в активе пенсия, страховка и виды на Фрогнал-хаус, который со временем, вероятно, достанется ей в наследство от матери. Сверх этого она не загадывает, приучив себя держаться в строгих рамках реального. Эпитафией ей послужит любовь друзей, чувство утраты у товарищей по работе да две-три полки видеокассет в фильмотеке Би-би-си — покуда пленки, в целях экономии, не сотрут, чтобы использовать для новых записей. На большее она не надеется.
Грейс надеется умереть внезапно, и, если ей верить, в самом скором времени, пока не сделалась позорной развалиной. Стареть с достоинством — не ее удел. Она сражается со старостью не на жизнь, а на смерть. И уже слишком много пьет. Грейс привыкла, чтобы ею восхищались, а единственное, что в ней достойно восхищения, — это внешность. Уйдет красота, говорит Грейс, уйдет и она сама.
Я, Хлоя, живу с надеждой увековечить себя в детях. Когда умру, они будут хранить память обо мне, как я храню память о своей матери — и об Эстер, которая, подобно мне, спасала чужих детей, невзначай крадя их при этом у других женщин. Из этой-то материнской теплоты, верю я, будь она узаконенной или незаконной, и слагается бессмертие. Она сочится из поколения в поколение, удобряя собою почву, подготавливая ее для новых ростков доброты.
59
Коридоры в больнице святого Стефана зеленые, длинные, вдоль коридоров тянутся трубы, в тишине позвякивают металлические судки с больничным обедом, в воздухе — марево от испарений, старости и карболки.
Элен находится в маленькой четырехместной палате. Три койки пустуют. На четвертой полулежит на высоких подушках Элен. То ли спит, то ли впала в забытье. Веки поникли, закрыв большие глаза, послушные как бы не мышечному усилию, а силе притяжения. Старушечий рот ввалился — ей вынули зубы. Голова наголо обрита. И только рана на виске, беспощадно проступающая сквозь тоненький чепец, коряво сметанная на скорую руку грубыми стежками, словно бы в сознании беспомощности этой меры, выдает, что жизнь, некогда бившая ключом, еще не угасла. Рана слабо пульсирует — или это чудится Хлое?
Старый враг, поверженный в такое ничтожество. Хлоя чувствует, что у нее увлажняются глаза. У койки, гладя вялую, но по-прежнему изящную руку матери, сидит Марджори. Как редко дотрагивались друг до друга эти двое в лучшие времена. Элен, уж конечно, никогда не допустила бы при жизни фамильярности, с которой вынуждена волей-неволей мириться полумертвая.
Марджори. Спасибо тебе, что приехала. Грейс тоже приезжала.
Хлоя. Естественно, как же иначе.
Марджори. Естественно? Не скажи. Не очень-то мы кидались на помощь друг другу в трудную минуту.
Хлоя (удивленно).
Хлоя, чей сад звенит от непечатной переклички Иниго, Имоджин, Кевина, Кестрел и Стэнопа.
Марджори. Нужно решительнее вмешиваться в жизнь друг друга, а не трепать языком. Мне бы следовало поехать и застрелить Оливера, а тебе — поместить Грейс в психушку, а меня давным-давно сводить в брачную контору. Ты видишь, чем все кончается…
Марджори показывает на мать и всхлипывает.
Марджори. Мне сказали, она может протянуть в таком состоянии не одну неделю. У меня сегодня запись на студии, а я просто взяла и не пошла.
Хлоя. Разумеется, это понятно.
Марджори. Плевать мне, как отрезало сразу.
Хлоя. Это пройдет.
Марджори. Да нет, почему-то не думаю. Как мне жить без нее, Хлоя? Добро бы еще были дети. Ведь, кроме нее, у меня никого.
Хлоя. У тебя остается Би-би-си.
Марджори. А зачем это мне? Знаешь, мама никогда даже телевизора не держала в доме. Чтобы, не дай бог, не увидеть на экране мое имя, это точно.
Как бы в подтверждение, Элен шевелится и открывает глаза. Она забирает руку из-под Марджориной ладони и опять затихает. Марджори проглатывает это.
Хлоя. Съездила бы домой поспать, а, Марджори? Я тут побуду.
Марджори. А вдруг она очнется, и ей будет неприятно, что меня нет.
Хлоя. Не можешь успокоиться, да? Все надеешься выжать из старой, высохшей косточки хоть каплю ласки. Неудивительно, что ты так пристрастилась стирать белье.
Марджори усмехается, оценив такой поворот мысли, ложится на одну из незанятых коек и закрывает глаза.
Марджори. Мне все Мидж приходит на ум.
Хлоя. Мне тоже.
Марджори. Стояли себе сложа руки и смотрели, как она погибает.
Мидж, масонова дочка. Патрик, выставленный Элен из Фрогнал-хауса, идет и водворяется к Мидж. Кто бы мог подумать?
Кто угодно, только не родители Мидж, не миссис Марта Маклин и ее супруг, мистер Мервин Маклин, владелец лавочки канцелярских принадлежностей и масон третьей степени. Мидж — их четвертый ребенок и единственная дочь, в четырнадцать лет — победительница ежегодно проводимого в Лутоне конкурса на лучший детский рисунок.
У миссис Маклин основное занятие — волноваться. Ее волнует здоровье и счастье Мидж, волнуют тайные обряды масонской ложи, к которой принадлежит мистер Маклин. Других тайн у Мервина от нее нет — что же кроется за этим его вероломством? Марта пытается проникнуть в чемодан, где Мервин держит под замком свое масонское облачение. Марта пускает в ход ласки, слезы, уговоры — все тщетно. Мистер Маклин свято хранит тайну. Мидж словом и делом всегда на его стороне. Папина дочка, не мамина.