Подружки

Фаррер Клод

– В промежутках, – сказала Селия наивно, – мы ссоримся, разумеется!..

– Гм! – запротестовала маркиза Доре. – Мне это кажется менее естественным, чем вам, эти ваши ссоры. Послушайте, дитя мое, я настаиваю на том, что сказала вам в первый же вечер: если вы намерены влюбляться таким образом, неведомо зачем, и жестикулировать без отдыха и срока, устраивая «сцены» в качестве интермедий, вас ожидает далеко не завидное будущее. Запасите немедленно двенадцать дюжин больших носовых платков. И их тоже не хватит вам, чтоб вытирать глаза.

Глава

восьмая

Очень голубая вилла

Ворота Голубой виллы были открыты. По аллее, огибавшей группу прекрасных пальм, Доре и Селия направились к дому, чей светлый фасад виднелся за морскими соснами.

– Как красиво! – восхищалась Селия.

– Вот вы увидите, какой вид открывается сверху, – пообещала маркиза.

Сад был расположен уступами, которые упирались в небольшие кирпичные барьерчики, по итальянской моде.

– Жить на склоне горы, – объяснила Доре, – удобно оттого, что мошкара не добирается до виллы. Вы понимаете, мошкаре не нравится такой крутой подъем. И Жанник может спокойно спать без кисейного полога.

Дом был теперь совсем близко. Доре понизила голос:

– Без кисейного полога, – повторила она. – На свежем воздухе всегда легче дышать, и бедняжка, быть может, проживет липший месяц.

– Здравствуйте! – крикнул слабый голосок.

Со своего кресла, которое стояло на верхней террасе в благоуханной тени сосен, Жанник заметила гостей.

Они нежно поцеловались: все те, которые не были в смертельной вражде друг с другом, могли быть только страстными друзьями. Потом маркиза Доре поднесла соответствующий случаю комплимент:

– Милочка! Я даже не спрашиваю вас, как вы себя чувствуете: у вас такой вид!..

– Не правда ли? – сказала Жанник в шутку и сохраняя притом самый серьезный вид. – Я уже воспользовалась этим, я сообщила гробовщику, чтоб он не торопился выполнять заказ раньше будущей недели.

Жанник славилась своими мрачными шутками. Она злоупотребляла ими; казалось, что она наслаждается ими, и она была для этого достаточно умна и достаточно отважна. Но это было с ее стороны не столько бравадой и показной смелостью, сколько расчетом, раздирающим душу, и жалким; оттого что в глубине души она вовсе не была уверена, что действительно умирает. И она сомневалась, и надеялась, и желала, и хотела выздороветь. И в страхе, в неуверенности, снедаемая ужасным желанием знать правду, она отважно говорила о близкой смерти, чтобы пытливым взглядом следить за позами, взглядами и тайными помыслами тех, кто слушал ее.

К счастью, маркиза Доре хорошо знала эту жуткую игру.

– О да! – сразу отвечала она невозмутимо. – Но если заказ еще не выполнен, закажите непременно побольше размером, оттого что никогда нельзя знать, кто в доме умрет первый. В большом ящике может поместиться кто угодно.

– Например, я, – сказал Л'Эстисак.

Он тоже был здесь и сидел на земле, прислонившись спиной к стволу дерева.

Маркиза Доре поспешила к нему:

– Я не заметила вас. Как поживаете?

– Превосходно. Так же хорошо, как детка.

Он перебирал образцы

материй. Заинтересовавшись, Селия подошла поближе:

– Вы забавляетесь?

– Да, сударыня, я забавляюсь тем, что сочиняю для Жанник костюм к будущему Сифилитическому балу.

– Сифилитическому?..

Она так разинула рот, что герцог, несмотря на всю свою серьезность, расхохотался:

– Неужели вы так недавно в Тулоне, что не знаете даже этого?

Жанник прервала его:

– Разумеется, не знает. Она не знает еще ничего и никого. Но я сама объясню ей: сифилитические балы, дорогая… Не беспокойтесь! В этом нет ничего скандального!.. Сифилитические балы в Тулоне – это попросту те балы, которые офицеры дают дамам полусвета.

Л'Эстисак дополнил объяснение:

– И мы называем их этим точным именем из протеста против столь модного теперь ханжества. Мы, моряки, вовсе не собираемся подражать скромнику Брие: мы говорим по-французски, и там, где надо сказать «кошка», мы так и говорим: кошка.

– Но отчего же именно это название, а не какое-либо другое?

– Из вежливости и сочувствия к тем несчастным мужского и женского пола, которые, раньше чем надеть домино, подверглись болезненному подкожному впрыскиванию.

– Понимаете, – сказала Жанник задорно, – в этот вечер они могут воображать, что все такие же, как они. И это их утешает.

Маркиза повернулась к Селии.

– В самом деле! Мы не подумали об этом. Вам нужно будет придумать костюм, детка.

– Оденьтесь совсем голой женщиной, – посоветовала Жанник, – костюм будет как раз по вас, а это можно сказать далеко не про всех. Вы смеетесь! Знаете, это почти не шутка. На наших сифилитических балах бывают основательные декольте. Уже в прошлом году Уродец появилась в ночной рубашке.

– В этом году будет еще того лучше, – сказал герцог.

– Во всяком случае, в этом году вы рано беретесь за дело – уже в декабре месяце!

– Вследствие предполагаемого ухода эскадры на Восток.

Он аккуратно сложил свои образчики в коробку. И подошел к Жанник:

– Время вам есть котлетку, девочка. Можно мне сказать это Сильвии?

– Пожалуйста. И заодно велите подать чай. Чай для тех, у кого еще не куплено в собственность место на кладбище.

– Придется вас отшлепать, если вы будете говорить слишком много глупостей.

Он вошел в дом.

– Ну вот! – сказала Жанник, поворачиваясь к гостям: – Доре и вы, сударыня, как вам нравится мой сад?

Она с гордостью протянула обе руки по направлению к свежеостриженной лужайке. Луч солнца играл на ее совсем прозрачных руках.

За морскими соснами, за лужайками и за купой пальм лежал Малый Рейд, так забавно обрамленный горами, что его можно было принять за озеро. И в это озеро вдавался полуостров Балагие со своими кипарисами и пиниями, вдавался совсем так, как вдаются полуострова на японских деревянных гравюрах. Воздух был так чист и солнце было так ярко, что даль нисколько не была туманна. И казалось, что весь пейзаж находится в одном плане, без обычной перспективы.