Подсчет черепков

Тертлдав Гарри Норман

Митридат нашел первую новую надпись сам, но он уже научился не слишком радоваться при виде нацарапанных на стене слов. Тем не менее он подозвал к себе Полидора.

— "Фриних думает, что Эсхил прекрасен", — послушно прочел эллин.

— Примерно этого я и ожидал, но всякое бывает, — кивнул Митридат и продолжил поиски. Он был кастрирован еще до полового созревания, и вожделение было ему не менее чуждо, чем пейзаж измочаленных афинских развалин. Он знал, что никогда не поймет, что же заставило этого Фриниха заявить о своей страсти к красивому мальчику. Когда Митридат был достаточно молод, он иногда использовал вожделение — вожделение других мужчин — для своей собственной

пользы. Иногда он задумывался о том, каково же все-таки это ощущение, но это любопытство было не более чем отвлеченным.

И тут Рага издал крик, разом выбивший из головы евнуха всю эту чепуху:

— Тут большая плита, покрытая буквами! — Все бросились посмотреть. Слуга продолжил: — Я увидел, что тут не одна плита, а целых две, и белая плита закрывает серую. Тогда я сумел столкнуть белую, и вот посмотрите! — Он был так горд, словно сделал эту надпись сам.

Митридат обмакнул перо в чернила и приготовил свой папирус.

— Что тут говорится? — спросил он Полидора.

Эллин принялся нервно перебирать волоски в своей бороде, переводя взгляд с надписи на Митридата и обратно на надпись. В конце концов нетерпеливый взгляд евнуха заставил его заговорить:

— "Это показалось благом совету и народу…"

— Что-о? — Митридат подскочил как осой ужаленный. — Опять эта бессмыслица про совет и народ? А где же список царей? Во имя Ахуры Мазды, где же его искать, как не в Царском Портике?

— Мне это неизвестно, о великолепный сарис, — резко сказал Полидор. — Однако да позволено мне будет продолжить чтение. Уверяю тебя, этот камень поможет тебе в достижении цели.

— Очень хорошо. — Это не было очень хорошо, но что Митридат мог поделать? Преодолевая брюзжание, он приготовился слушать дальше.

— "Это показалось благом совету и народу", — продолжил Полидор, — "с родом Ойнея во главе, Файниппом, исполняющим обязанности председателя, Аристоменом, исполняющим обязанности секретаря, Клистен предложил следующие меры по поводу остракизма…"

— Во имя Аримана, что такое "остракизм"? — спросил Митридат.

— Что-то, связанное с "острака" — черепками. Прошу прощения, о великолепный сарис, но я не знаю, как выразить это по-арамейски точнее. Но в любом случае слова на камне обьясняют это лучше меня, позволь мне только продолжить.

Митридат кивнул.

— Благодарю тебя, о великолепный сарис, — сказал Полидор. — На чем это я остановился? Ах, да: "по поводу остракизма: пусть каждый год народ решает, желает ли он провести остракофорию." — Увидев, как Митридат закатил глаза, Полидор обьяснил: — Это означает собрание, на которое приносят черепки.

— Я полагаю, эти слова ведут нас к некоей цели, — грозно сказал евнух.

— Мне кажется, что да. — Полидор вновь повернулся к исписанному камню. — "И пусть остракофория состоится, если будет подсчитано больше человек за нее, чем против. Если на остракофории будет подсчитано более шести тысяч черепков, то пусть тот, чье имя появилось на самом большом числе черепков, покинет через десять дней Афины на десять лет, и пусть все это время сохранится за ним его имущество. Да принесет это афинскому народу удачу".

— Изгнать черепками? — сказал Митридат, царапая пером по папирусу. — Даже для Яуны мне это кажется возмутительным. — Потом он переглянулся с Полидором,

после чего они оба уставились туда, откуда только что пришли. — Рага! Тиштрия! Идите соберите черепки, на которые мы смотрели. Я думаю, они нам все же могут понадобиться. — Слуги удалились.

— Я тоже так думаю, — сказал Полидор. — Позволь мне продолжить чтение: "Вот кому было приказано покинуть город: в год, когда архонтом был Анкис…"

— "Архонтом"? — переспросил Митридат.

— "Архонт" — это что-то вроде чиновника, — пожал плечами Полидор. — Это означает "вождь" или "правитель", но если человек может занимать эту должность всего один год, разве могла она быть сколько-нибудь важной?

— Я полагаю, что нет. Продолжай.

— "…в год, когда архонтом был Анкис — Гиппарх, сын Харма; в год, когда архонтом был Телесин — Мегакл, сын Гиппократа; в год, когда архонтом был Критий…" — Эллин остановился. — Похоже, что в тот год не изгнали никого. А в следующем году, когда архонтом был Филократ, изгнан был Ксантипп, сын Арифронта, а потом опять никто, а потом… — Он сделал паузу для пущего эффекта. — …Фемистокл, сын Неокла.

— Ну-ну. — Митридат яростно водил пером по папирусу, останавливаясь лишь для того, чтобы изумленно покачать головой. — Выходит, народ и впрямь делал во всех этих случаях выбор. Без царя, который бы им руководил.

— Похоже на то, о великолепный сарис.

— Как странно. А этому… остракизму, — Митридат с трудом произнес яунийское слово, но слова с таким значением не было ни в арамейском языке, ни в персидском, — подвергся ли кто-нибудь еще?

— В следующие два года — нет, о великолепный сарис, — сказал Полидор, — но в тот год, когда архонтом был Гипсихид, афинский народ выбрал изгнание для Ксеркса, сына Дария, которым может быть только Царь Царей, Завоеватель. Я полагаю, что это был последний жест сопротивления — на Гипсихиде список архонтов внезапно обрывается.

— Похоже, что ты прав. Значит, они попытались изгнать Хсриша, да? Очень им это помогло. — Митридат закончил свою запись. Появились слуги, несущие в кожаном мешке черепки, которые помогли изгнать человека. Перед слугами простирались длинные тени — Митридат удивленно заметил, что солнце почти дошло до каменистого западного горизонта. Он повернулся к Полидору: — Пока мы вернемся в Пирей, будет уже темно. Падать в не увиденную мной яму как-то не хочется. Может, проведем здесь еще одну ночь, а утром вернемся при свете?

Эллин кивнул:

— Мне это кажется хорошей мыслью, если ты доволен найденным тобой знанием.

— Пожалуй, доволен, — сказал Митридат. Услышав его слова, Тиштрия и Рага начали разбивать лагерь близ развалин Царского Портика. Хлеб, лук и козлиный сыр, запиваемые речной водой, показались Митридату не хуже любых яств на пиру в Вавилоне. Триумф, подумал он, был даже лучшей добавкой, нежели маринованная рыба.

Его слуги завернулись в свои одеяла сразу после еды, и их храп почти заглушил все ночные звуки, раздающиеся из темноты вокруг костра. Митридат и Полидор легли спать не сразу. Своему собеседнику евнух был рад. Ему хотелось поговорить о странном афинском способе ведения государственных дел, да и эллин проявил себя достаточно умным человеком, чтобы иметь собственные взгляды.