Подставной киллер
Шрифт:
Женщина прижала к полным щекам ухоженные розовые ладони и, округляя глаза, произнесла трагическим шепотом:
– Значит, вам уже рассказали? Это правда, был такой случай! Ужас какой! И ведь не просто женщину зарезали, а директора санатория, представляете?!
– А насчет постояльца тоже правда? – спросил Гуров.
– И про постояльца правда, – с жаром сказала женщина. – Он не на нашем этаже, он на первом, в восемнадцатом номере жил. А как убийство случилось, исчез. Там Маша в этот день работала, так она, бедная, так натерпелась, что даже на больничный ушла. Всю ночь у нее на этаже милиция шуровала… А убийцу ведь до сих пор не нашли! Вещи его все изъяли, а сам он как сквозь землю провалился.
– А вы сами видели этого постояльца, Евгения Петровна? – спросил Крячко.
– Раза два видела, – кивнула женщина. – Сейчас у нас клиентов мало, так что каждый новый в глаза бросается. А этот мужчина был из себя видный, никогда бы не сказала, что такой негодяй окажется.
– Ну-ка, взгляните, Евгения Петровна, – деловито сказал Гуров, доставая из кармана объемистый бумажник. – Вам случайно не знаком человек, изображенный на этих фотографиях?
Он подошел к столу и разложил на нем несколько снимков, которыми снабдил его в Москве Плескалов. Это были фотографии Дудкина, сделанные в разных обстоятельствах, в основном на каких-то приемах, банкетах и презентациях. На них продюсер выглядел весьма импозантно, победно улыбался и был слегка похож на актера Харрисона Форда в расцвете лет.
Евгения Петровна озадаченно взглянула на Гурова, робко приблизилась к столу и с большим любопытством устремила взгляд на фотографии. Вдруг она побледнела, охнула и уже знакомым жестом прижала к щекам пухлые ладони.
– Ой, граждане! – сказала она тонким жалобным голосом. – А ведь это он и есть! Постоялец из восемнадцатого!
Глава 5
Утренний холод стекал в распахнутый ворот, заползал в рукава, и не было от него никакого спасения. Дудкину показалось, что он лежит на краю водоема и ледяная вода медленно, но неотвратимо пропитывает его одежду и уносит последнее тепло. Он заворочался, попытался выползти из призрачной лужи и вдруг проснулся.
Никакого водоема и в помине не было. Он лежал на деревянной скамейке в каком-то сквере. Вокруг было пусто. Над его головой источал сладостные ароматы цветущий, влажный от росы куст. Цветы были белые, с продолговатыми остроконечными лепестками. Небо наполнялось розовым светом.
Дудкин попытался сесть и едва не упал со скамейки. Все плыло перед его глазами. Голова раскалывалась, точно зажатая в огромные тиски. Тошнота раз за разом подкатывала к горлу. Дудкину было очень плохо, и он не сразу смог вспомнить, что с ним произошло. Малейшее умственное усилие вызывало у него что-то вроде судорог.
Где-то рядом мирно заурчал автомобильный мотор, и через листву сквера Дудкин увидел проехавший мимо патрульный милицейский автомобиль. У него учащенно забилось сердце. Он мгновенно все вспомнил.
Вцепившись ногтями в сырое дерево скамьи, Дудкин перебирал в памяти отрывочные воспоминания вчерашнего дня, и его все больше охватывало отчаяние. Сейчас собственное положение представлялось ему абсолютно безвыходным. Подозрение в убийстве, побег от милиции и в довершение ко всему – он попался как последний лох на крючок Ашота. Сомневаться не приходилось – этот мерзавец обчистил его до нитки. Теперь даже думать нечего о бегстве. Он в ловушке – грязный, опухший и небритый, без денег, без документов, без пристанища. Лучшей приманки для милиции и не придумать. Теперь у него только два выхода – или идти сдаваться, или попытаться разыскать Аполлона. Они условились, что в восемь утра Аполлон свяжется с ним по телефону, и они договорятся о месте встречи. Скорее всего, если бы не возникло никаких непредвиденных препятствий, встреча состоялась бы у него в номере. Теперь все пошло прахом. У Дудкина не было
Да что там время! Он даже не представлял, где сейчас находится. После ужина в «Малине» остался лишь черный провал в памяти без единого просвета. С ним могли сделать что угодно. Могли, например, вывезти в другой город. Спасибо, что хоть не закопали живьем на какой-нибудь свалке.
Дудкин подумал, что выбора у него теперь все равно не осталось, и решил идти куда глаза глядят. Раз он попал в такой нелепый переплет, значит, судьба не оставила ему шансов. Пусть будет, что будет. Придерживаясь за спинку скамьи, он встал и, пошатываясь, побрел по узкой аллее. Голова по-прежнему кружилась, руки и ноги дрожали как у припадочного, глаза слезились. «Видели бы сейчас меня в Москве! – со странным злорадством подумал он. – То-то бы удивились, наверное». Сейчас ему были почти безразличны все его дела и проблемы. Кому все это, в сущности, надо? Вся эта мышиная возня вокруг кинокамеры, вокруг денежных мешков, кастинг, «Кодак», Канны… Ковровые дорожки победителей, белозубые улыбки, иллюзорный мир. Вот он, настоящий мир – холодный и грязный, наполненный опасностями и предельно беспощадный. Его не обманешь этими сказочками про волшебные кольца и золотое веретено.
Дудкин вышел из сквера и некоторое время стоял, собираясь с мыслями. Потом до него вдруг дошло, что он знает место, где находится. Прямо перед ним открывалась базарная площадь с рядами деревянных прилавков, еще пустых, между которыми прохаживался дворник, лениво орудуя метлой. Шаркающий звук метлы отчетливо раздавался в утреннем воздухе. За базаром в окружении кипарисов темнело здание гостиницы. Дудкин мог даже рассмотреть окно своего номера. Он вздохнул и посмотрел на небо. Оно уже было нежно-голубым. Высокие облака золотились от солнца.
– С доставкой на дом, значит, – пробормотал Дудкин. – Знать, так тому и быть.
Он слабо махнул рукой и пошел прямо через базарные ряды, держа курс на гостиницу. Выбора нет, по крайней мере, он приведет себя в порядок, прежде чем попасть в руки милиции. Конечно, при том условии, что милиция уже не поджидает его в номере. Тогда придется отказаться от условностей – пусть принимают его таким, какой он есть.
Однако милиция появилась даже раньше, чем того ожидал Дудкин. Когда он нетвердым шагом огибал здание гостиницы, из-за угла неожиданно снова появился автомобиль с мигалкой на крыше. Он остановился в десяти метрах от Дудкина, и в окошко высунулась голова милицейского сержанта в форменной кепке. Дудкин невольно остановился и с опаской уставился на сержанта. Несколько секунд они рассматривали друг друга, а потом милиционер сказал, не выходя из машины:
– Ну-ка, ты, чмо болотное! Подошел сюда, быстро!
Дудкин неуверенно приблизился. Он решил, что его немедленно закуют в наручники. Но во взгляде стража порядка он прочел лишь неприкрытое отвращение.
– Кто такой? – отрывисто спросил сержант. – Откуда идешь? Куда? Документы, деньги есть?
– Нет, денег… – запинаясь, пробормотал Дудкин. – Правда, нет. Все украли…
– Как это так нет денег? – притворно удивился сержант. – В обезьянник захотел?
Дудкин развел руками.
– Да хоть в обезьянник, – покорно сказал он. – Будь что будет.
Милиционер недоуменно моргнул и оглянулся на своих напарников, сидевших в машине. Покорность Дудкина почему-то возмутила его до глубины души.
– Нет, вы слышали? – возмущенно произнес он. – Он еще издевается! Ну, сейчас мы с тобой, мужик, разберемся! – заключил он зловеще.
Дудкин не успел оглянуться, как из машины выскочили четверо – все молодые, по-утреннему злые и упитанные. «Если сейчас отметелят, – с тоской подумал Дудкин, – то все – дух из меня вон. Вечная память…»