Подвенечное платье

Эшли Элисон

Натянув длинные, до локтя, кожаные перчатки и взяв в руки садовые ножницы, Вирджиния Лоусон вышла в сад. Уже месяц гостит она у сестры, но вот только сегодня выдалось наконец свободное утро, которое она решила посвятить растущему у входа в дом кусту вьющихся роз. Можно было, конечно, поручить это дело Гюнтеру, единственному слуге Алисии, но ей хотелось самой привести этот куст в порядок.

«А может быть, мне просто хочется немного побыть одной, чтобы понять наконец, что именно меня тревожит?» Столько лет прошло с того дня, когда она покинула Париж и уехала в Америку. Сколько сил она потратила на то, чтобы забыть Лайонела! И вот, стоило ей только увидеть вчера похожего на него мужчину, как нахлынули все связанные с ним воспоминания. Когда-то

она чуть с ума не сошла от отчаяния и боли и совсем не хотела испытать эту боль еще раз. Невероятно, с грустной усмешкой подумала она, мы так любили друг друга, а он ни разу за эти годы не поинтересовался ни мной, ни Эйприл. Ведь я сообщила его секретарю свой новый адрес, а он так и не предпринял ни одной попытки связаться со мной.

Воспоминания обрушились на нее, и она вновь, в который уже раз, мысленно пережила свой побег из купленной для нее Лайонелом квартиры. Получив письмо от его жены, она могла думать только о том, что должна навсегда исчезнуть из его жизни. На сборы у нее почти не было времени, и потому, покидав как попало в сумку свои и Эйприл вещи, она бросилась вон из дома. На вопрос таксиста, куда ее отвезти, она ответила первое, что пришло тогда ей на ум, — «Отель Рамбаль». В этом отеле она провела несколько самых страшных недель в своей жизни. Душа ее тянулась к Лайонелу, рассудок же, холодно насмехаясь, твердил о невозможности каких-либо отношений между ними. Там же, в отеле, она узнала о смерти своих родителей. Их яхта затонула где-то у побережья Шотландии. Тела погибших не были найдены, и единственное, что она могла сделать в тот момент, это послать цветы на их импровизированную могилу. Отвергнутая всеми, она все глубже погружалась в депрессию, и если бы не Алисия, еще неизвестно, чем бы вообще закончился тот отрезок ее жизни. Кузина Алисия, чересчур высокая, чересчур худая и чересчур властная старая дева, оказалась в те дни единственным человеком, протянувшим ей руку помощи. В ее доме в Вене они с Эйприл провели три с половиной года. Вспоминая сейчас о том времени, Вирджиния вновь испытала чувство безмерной благодарности к сестре.

Отложив в сторону ножницы, она так глубоко погрузилась в свои воспоминания, что не сразу заметила идущего по заросшей дорожке сада мужчину.

Всего несколько шагов разделяли их, но именно эти несколько шагов оказались вдруг самыми трудными в его жизни. Он хотел окликнуть ее по имени, но язык не повиновался ему.

Словно почувствовав его присутствие, стоящая в нескольких шагах от него женщина обернулась и несколько бесконечно долгих секунд не отрываясь смотрела на него.

— Здравствуй, Лайонел, — услышал он наконец ее на удивление спокойный голос. — Значит, я не ошиблась: вчера в ресторане и в самом деле был ты.

Годы выучки не прошли даром, и теперь, хоть и был он сильно взволнован, голос его тоже прозвучал спокойно:

— Здравствуй, Вирджиния. Я очень рад этой встрече. Хотел подойти к тебе вчера, но ты была не одна. Глупо, конечно, но единственный вопрос, который крутится сейчас у меня на языке: «Как ты поживаешь?»

О господи, пронеслось у него в голове. Что я говорю? Мне так хочется подойти к ней, обнять, дотронуться губами до крохотной родинки на ее виске, а я могу только стоять как истукан и задавать какие-то нелепые вопросы! За ее внешней холодностью он уловил скрытый ответный порыв, но, уловив его, все еще сомневался в точности своего восприятия. Это было немыслимо, но теперь она казалась ему еще красивее. Он всегда знал, Вирджиния принадлежит к тому редкому типу женщин, которые с годами не теряют своей привлекательности, но одно дело знать, а другое — видеть это собственными глазами. Ее щеки были все так же окрашены нежно-розовым румянцем, глаза были все такими же синими, а крошечные, едва заметные морщинки вокруг них только придавали ей еще большее очарование.

— У нас все хорошо, Лайонел, — произнесла она в ответ, сделав чуть заметное ударение на первом слове. — Но что ты делаешь здесь? Неужели по прошествии стольких лет ты решил вдруг поинтересоваться моей судьбой?

Глядя на ее бесстрастное лицо, он подумал о тщетности всех своих намерений, но тут же промелькнувший

в ее глазах отчаянный призыв заставил его позабыть обо всех сомнениях. Сделав решительный шаг навстречу, он коснулся руками ее волос и, не в силах больше сдерживать себя, обнял ее. Тело ее моментально откликнулось на его порыв, тело, но не она сама. Осторожно высвободившись из его объятий, Вирджиния поправила выбившуюся из прически прядь волос и, сделав приглашающий жест рукой, пошла по дорожке, ведущей к дому. Послушно идя вслед за ней, он думал только о том, что успел почувствовать всего минуту назад: она все еще любит его, в этом у него нет ни малейшего сомнения.

Как он мог? Нет, как он посмел нарушить то хрупкое равновесие, которое установилось наконец в ее душе после смерти Кевина? Она так долго гнала от себя воспоминания о нем, почти поверила в то, что он никогда уже не появится в ее жизни, и вдруг он здесь, рядом с ней, и она способна думать только о том, что больше всего на свете ей хочется, чтобы он больше никогда не уходил из ее жизни! Господи! Как же она до сих пор любит его! Любит, но боится даже думать об этом!

— Нам надо поговорить, Вирджиния. О нас и о Эйприл…

— Не сейчас. Я не хочу разговаривать на эту тему в доме моей сестры. Если она узнает, кто ты, то в лучшем случае выставит тебя из дома. Сейчас я сварю тебе кофе, и пока ты будешь пить его, предупрежу Алисию, что встретила старого знакомого и он пригласил меня пообедать. — Быстро сервировав маленький столик, она вкатила его в гостиную и вышла из комнаты. Поднявшись в свою спальню, Вирджиния подошла к стоящему у окна креслу и без сил опустилась в него. Нужно было срочно увести Лайонела из этого дома, но сил на то, чтобы встать, привести себя в порядок и переодеться, у нее не было.

Почему? Почему вдруг он вспомнил о ней? Почему именно сейчас вновь возник в ее жизни? И почему она сама чуть не сходит с ума от радости, что он здесь, рядом с ней?! Разве мало она страдала, получив то письмо? Эйприл была совсем малышкой, и как трудно было воспитывать ее одной! Трудности закончились, когда в ее жизни появился Кевин. Она не любила его так, как Лайонела, но всегда относилась к нему с большой нежностью. Да иначе и нельзя было. В душе Кевин всегда оставался ребенком. Шумным, непредсказуемым, обожающим праздники и нелепые розыгрыши. Но зато как хорошо они ладили с Эйприл! Порой ей даже казалось, что она больше его дочь, чем ее. Его смерть стала для них всех ужасным ударом, но Эйприл, она видела это, перенесла ее особенно тяжело.

«Эйприл!» — словно молния сверкнула у нее в голове. Несомненно, Лайонел захочет увидеть свою дочь! Но как она признается ей в том, что Кевин не был ее родным отцом? Это будет ужасным потрясением для девочки!

Умывшись и проведя несколько раз щеткой по таким же, как у Эйприл, рыжеватым волосам, Вирджиния направилась в гардеробную. Остановив свой выбор на брюках из светлой замши и тонком, красиво облегающем ее превосходную фигуру белом свитере, она быстро переоделась и спустилась вниз. Втайне радуясь, что ни Лайонел, ни она не попались на глаза Алисии, миссис Лоусон быстро увела его из дома.

В его роскошном, последней модели «Мерседесе» она тут же отвернулась к окну и, как показалось сэру Лайонелу, на какое-то время забыла о его существовании. Не желая тревожить ее, он молча вел машину по извилистым улочкам старой части города. Он всегда любил Вену. С этим городом у него было связано много хороших воспоминаний, а сейчас Вена подарила ему еще и встречу с Вирджинией. Какое счастье, что она вновь рядом с ним!

Остановив машину на Линденплатц, он помог Вирджинии выйти из машины, и через несколько минут они уже сидели в его любимом ресторане. Столик, к которому их проводил официант, находился у самого окна. Вирджиния чуть не ахнула от восторга — настолько великолепен был вид за окном. Несущий где-то там, вдали, свои неторопливые воды Дунай, конечно, был куда привлекательнее в летнее время, но сейчас его темные, почти черные воды были полны особого величия. А ведь когда-то (о как это было давно!) им с Лайонелом так нравилось любоваться водами Сены и маленькими лодочками, суетливо сновавшими от одного берега к другому.