Подвенечный наряд телохранителя
Шрифт:
Аня заныла, что искать дирекцию – это ужасно скучно и что ей хочется прогуляться по залу, позаглядывать во все кабинки и вообще поближе познакомиться с обстановкой. На милом личике была написана такая умильная просьба и так трогательно смотрелись ее ручки, сложенные у груди в шутливой молитве, что Акулова сдалась.
– Ладно, Аня. Даю тебе полчаса свободного времени. Только, пожалуйста, далеко не отходи.
– Ириночка Михайловна, я только вот тут, рядышком буду!
Хозяйка кивнула, и мы с ней вышли. Альберт внимания на нас уже не обращал: склонив набок цветную голову и прищурив один глаз, он прикладывал к манекену
* * *
Дирекция Модной недели находилась на втором этаже. Поднимаясь по лестнице и глядя на тонкую прямую спину Акуловой, я чувствовала, как от нее ко мне и обратно поступают невидимые токи напряженного волнения. Еще бы! Ведь мы шли искать Пищика Анатолия Гавриловича – того самого, что трясся сейчас в чемодане в багажнике такси, едущего по дороге в безлюдную лесополосу. Предстояло не только делать вид, что ничего не произошло, и расспрашивать всех о том, где мы можем найти этого господина, но и очень убедительно разыграть изумление, когда нам скажут, что директора Модной недели убили. Если, конечно, нам сочтут нужным об этом сообщить…
Остановившись перед белой пластиковой дверью с надписью: «Дирекция. Секретариат», Ирина несколько раз глубоко вздохнула. Мне даже показалось, что она хотела перекреститься, но в последний момент что-то ее удержало. Может быть, мое присутствие.
– Добрый день, – сказала она через секунду после того, как нажала ручку и вошла внутрь.
Еще на лице у Акуловой застыла дежурная улыбка, но, как оказалось, ни улыбаться, ни здороваться было не с кем. Комната была абсолютно пуста. Собственно, сама дирекция представляла собой устроенный по западному типу офис – большое помещение, доверху забитое компьютерными столами и шкафами с картотекой и другими бумажными штуками. По моим примерным подсчетам, здесь должно было трудиться минимум человек двенадцать. Но все они как сквозь землю провалились, хотя, если судить по включенным мониторам и остывающим чашкам кофе, совсем недавно этот необитаемый остров кишмя кишел ретивыми работниками.
Впрочем, понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять – обитатели дирекции провалились не под землю. Из-за неплотно прикрытой двери в смежное помещение раздавались возбужденные, хотя и приглушенные голоса. Один, мужской, звучал веско и начальственно, другие – все женские – кричали и чирикали, как ласточки вокруг потревоженного гнезда.
Приложив палец к губам, я дала клиентке знать, что нам следовало бы прислушаться. Она кивнула и замерла на месте.
Я же, напротив, крадущейся походкой ниндзя подошла к смежной двери и заглянула в щель.
Ее ширины хватило ровно настолько, чтобы мне удалось разглядеть чье-то плечо и рукав, мерно двигающиеся в такт словам, которые произносил их обладатель. Еще до меня донесся легкий стук, и я поняла, что мужчина отбивает карандашом по столу что-то вроде ритма:
– Всем. Немедленно. Успокоиться. И. Приступить. К работе. И если. Не дай бог. Я увижу. Или узнаю. Что кто-то. Из вас. Хоть словом. Хоть делом. Хоть жестом. Дал понять. Кому бы то ни было. О том. Что у нас. Произошло. И тем самым напугал гостей, отвернул клиентуру и разогнал рекламодателей… То я вас лично… Вот этими руками… Передушу, как цыплят в курятнике!
При последних словах женщины (которых я не видела, но чье присутствие ощущалось) хором издали полувсхлип-полувздох. Одна из них, стоящая
– И все-таки, Владилен Гаврилович, так не пойдет. Вы должны нам все объяснить, ну хорошо, пусть не все, но хотя бы что-то! Ведь на работу ходить страшно, и совсем непонятно, что происходит! Нас что, истребляют поодиночке? Сначала Света, потом Лена. И директор куда-то пропал. Трудно, знаете ли, в такой ситуации делать вид, как будто ничего не происходит!
– Малинкина, ты уволена, – спокойно сказал тот, кого называли Владиленом Гавриловичем. – Немедленно собери вещи и пошла вон отсюда. За расчетом придешь в понедельник. Кто-нибудь еще хочет позадавать вопросы?
Желающих не нашлось. Девушка, которую только что уволили на моих глазах (точнее – ушах), пролетела через всю комнату на каблучках и вылетела в смежный кабинет. Я едва успела отскочить от двери – с такой скоростью уволенная сотрудница пронеслась мимо меня и, как парашютист, приземлилась на вертящийся табурет возле дальнего стола. Там, не медля ни секунды, она принялась судорожно выдвигать ящики, вынимать из них содержимое и сваливать его на стол. Кое-что из этой груды полетело в корзину, что-то – в раскрытую сумку, а основная часть сваливалась обратно в ящики уже безо всякой сортировки.
Девушка находилась в таком возбужденном состоянии, что не замечала ни моего, ни Ирининого присутствия. Я видела ее только в профиль, но и так было понятно, что она еле сдерживается, чтобы не зареветь. Ящиками она хлопала, будто из пушки палила: злобно, громко и мстительно.
Я неслышно отступила к порогу и указала Ирине сперва на уволенную девушку, потом на себя и затем на дверь. Клиентка поняла меня: это означало, что я сейчас выйду в коридор и постараюсь перехватить эту Малинкину и под каким-нибудь благовидным предлогом выведаю у нее, что тут произошло. А Акулова останется здесь, продолжит улаживать свои дела как ни в чем не бывало.
Ирина перехватила мой взгляд и наклонила голову. Эта женщина нравилась мне все больше и больше – ни лишних вопросов, ни возгласов, ни хватания за рукав. Редко когда мне попадалась такая удачная клиентка.
Итак, я выскользнула в коридор и приготовилась ловить Малинкину. Долго ждать не пришлось – растрепанная, взвинченная до истерики девушка в ботиках и расстегнутой куртке с намотанным поверх нее длинным шарфом выскочила из секретариата через полминуты. К себе она прижимала раскрытую сумку, откуда торчали каблуки сменных туфель, кружка для кофе и косметичка.
Посмотрела сквозь меня невидящими глазами, в которых уже начинали собираться слезы, и рванула было вниз по лестнице. Но я успела подскочить и деликатно попридержать ее под локоток:
– Госпожа Малинкина? Простите, не знаю вашего имени-отчества. Я бы хотела с вами поговорить… Поверьте, этот разговор будет для вас представлять несомненный интерес.
Я говорила лисьим, вкрадчивым тоном, но на девушку он не подействовал.
– Кто вы? – нервно спросила она.
– Я? Я, ну, скажем так: представитель конкурирующей фирмы. Мы давно присматривались к вашей работе и хотели пригласить к нам на собеседование. Мне кажется, что сейчас, когда вы остались без места и к тому же когда с вами поступили так несправедливо, мы можем быть особенно заинтересованы друг в друге.