Подвиг богопознания. Письма с Афона (к Д. Бальфуру)
Шрифт:
Когда впервые я за нее молился, то заболело мое сердце, но молиться за нее несравненно легче, чем было за Вас в самом начале. Было бы очень хорошо, если бы умиротворилось ее сердце в отношении к Вам; но дело усложняется тем, что Вам самому покамест еще многое неясно и Вам самому нужно быть мирным душою и не иметь ни забот, ни помышлений.
Когда Вы пишете о том, что хотели бы жить вместе, то я прежде всего радуюсь тем, что Вы расположились ко мне Господа ради; когда Вы называете меня отцом и наставником, то я радуюсь видеть Ваше смирение. Говорил я о Вашем желании со старцем отцом Силуаном и отцом игуменом, чтобы узнать Божию волю о нас. Покидать Афон или монастырь мне нельзя. Если изгонят греки или другие какие-либо обстоятельства — тогда переменится многое; но я надеюсь, что Господь и Божия Матерь сохранят нас от сей беды. Если Вы приедете на Святую
Отец Силуан сам принес свое письмо — Вашей маме и сестре, и я очень рад этому.
Если Господь соблаговолит дать мне скоро сил и возможность, то напишу скоро еще — отвечу на все указанные Вами в письме пункты.
Относительно музыки — старец отец Силуан не только не противится, а даже сказал, что это неплохо. Так что играйте, как и до сих пор.
Унылый и придавленный болезнью, я в связи с Вашим письмом оживился. Хотел успокоить Ваш ум и душу, написав Вам о том, в чем разница между Церквами, но после решительного слова старца не буду писать, в надежде, что это само собою для Вас скоро станет ясным.
Простите.
Преданный Вам о Господе,
Ваш меньший брат
недостойный иеродиакон Софроний
Письмо 9. Монашество и скорби матери
О ранах материнского сердца. Как говорить с мамой. О решении владыки
Афон, 28 октября (10 ноября) 1932 г.[200]
Глубокочтимый батюшка отец Давид!
Благословите.
Возлюбленный о Христе брат мой, его же ми даде Бог на радость вечную любви о Господе Иисусе, мир душе Вашей и радость о Духе Святом да будет с Вами.
[…] Было крайней неожиданностию для меня письмо[201] от Вас из Парижа. Я не сразу открыл его; помолился. Душа покойна. Думаю, ничего плохого нет. И действительно — ничего плохого нет. Никакого греха Вы не сотворили. Вы напрасно смутились духом. Вы сочли свой поступок преступлением (с духовной, вернее, монашеской точки зрения), а моя душа радуется за Вас[202]. Вообще последнее время я много радуюсь за Вас, а раньше много скорбел. Моя душа чувствует, что Вы молитесь за меня, и я прошу Господа помиловать меня за Ваши молитвы.
Дорогой отец Давид, мне приходили мысли о предстоящей Вам встрече с Вашею мамою, и я, помню, писал Вам, чтобы Вы и в переписке, и при свидании относились к ней со всякой любовью и вниманием, стараясь успокоить ее душу.
Раны материнского сердца тяжки и болезненны. Нет на земле иной человеческой любви более крепкой и неизменной, чем материнская. Если мы должны стремиться к тому, чтобы успокоить всякого человека, то тем паче мы должны делать это по отношению к родителям, по заповеди Божией. Мы должны понять и ее положение. Несомненно, что Ваша мама, пожилая дама, не может жить в совершенном одиночестве. Кроме того, ее печаль увеличивается тем, что она считает Вас вступившим на неправый путь. Однако нужно постараться, чтобы она поняла и приняла, что Вам, монаху, невозможно жить с нею долго. Это коренным образом нарушает Вашу жизнь. «Монашество» не позволяет нам жить с родными. Но она и сама это сознает [203].
Я вполне понимаю причину Вашего смущения и радуюсь тому, что Вы ради любви Божией готовы пойти на жертвы. Это желание Ваше пожертвовать ради Бога, по заповеди Его, любовью матери породило в Вас другое желание — услышать суровое непреклонное решение, так что Вы даже боялись, что владыка Елевферий, по мягкости сердца, слишком снисходительно решит этот вопрос. Эта «боязнь» снисходительности со стороны владыки Вас привела к ошибке, которую Вы постарайтесь
История с Валаамом[204] не совсем однородна, во-первых, а во — вторых, я Вам тогда писал, что Вы правильно решили вопрос о том, что следовало бы подчиниться его благословению, если бы он и после Вашего объяснения ему новых обстоятельств дела счел все же нужным Вас туда послать. Но об этом в другой раз. По этому поводу у меня есть некоторые существенные наблюдения, которыми, Богу благоволящу, поделимся после.
Несмотря на эту небольшую ошибку с Вашей стороны, несмотря на то что нарушилось Ваше уединение и прочее, — я радуюсь тому, что в душе Вашей загорелся огонь, и дай Бог, чтобы этот начаток того огня, который Господь пришел воврещи в сердца наши[205], разгорелся до полной силы.
Не бойтесь, с полной верой последуйте решению владыки Елевферия — его благословение сохранит Вас от всякого вреда, так что в душе Вашей, несмотря на внешне неблагоприятные условия, огонь будет усиливаться.
Если позволите — скажу, что мне очень хочется, чтобы Вы в обращении с Вашей мамой (конечно, и со всеми другими, но с нею особенно) были кроткий, тихий, спокойный. Не раздражайтесь ничем, говорите спокойно, не допускайте слова, могущего опечалить, на всякое слово, на всякое малейшее дело мысленно, от сердца просите у Бога помощи и вразумления. Умом невозможно, но в чувстве сердца не забывайте Бога ни на кратчайшее время. Веру исповедуйте также «с кротостию (без пафоса) и страхом»[206], но и с непоколебимостию в душе. Я позволил себе это Вам напомнить, боясь, что Вы можете несколько уклониться от кроткого и мирного устроения и позволите раздражительности и нетерпению овладеть на время Вашей душою.
Молиться Богу об обращении Вашей мамы в Православие хорошо с чувством желания ей спасения, но знамения просить не следует; также проповедовать, убеждать к принятию Православия не нужно. Это Господь Сам творит, когда находит сердце человека готовым. Но и то знаменательно, что, как Вы пишете, она после молитвы Богу о Вас успокоилась. Но ведь успокоения этого Господь не дал бы ее душе, если бы Вы уклонились от Него[207]. Если бы Ваша мама знала, что Господь Вас избрал на службу Себе, то не только бы не беспокоилась, но радовалась бы за Вас; не только не старалась бы отвратить Вас от избранного Вами пути, но и благословила бы от всего сердца на трудный, скорбный, многоболезненный, но все же блаженный подвиг воистину совершенной христианской жизни. Но поверит ли она, что эти слова говорятся не по догадке, не по вере от слуха, от научения человеческого, но по научению от Духа Святого? Поверит ли она, что не на сектантский разгул ушли Вы, ее любимый сын, но Богом призваны на путь крестный? Ведь мы тысячью смертей и умирали, и умираем. Один только Сердцеведец Господь знает бесконечные болезни сердца нашего. Но если Дух Божий не научит, то человеческое слово бессильно объяснить эту жизнь.
Пусть молится Богу и Божией Матери, просит извещения о Вас. Мир сердца — извещение от Бога. Если бы теперь Ваша мама нашла в себе силы пожертвовать ради Бога своею к Вам любовью и благословила бы Вас (об этом просите ее), то не лишилась бы она награды в вечности[208]
Обращение к маме отца Давида
Не только не беспокойтесь и не скорбите о сыне своем, но радуйтесь за него, ибо Господь избрал его на службу Себе, не только не старайтесь отвратить его от пути, на который он вступил, но от всего сердца благословите его на трудный, скорбный и многоболезненный подвиг христианской жизни воистину совершенной. Эти слова сказаны не по научению человеческому, но по научению от Духа Святого. Ведь мы тысячью смертей умирали и умираем. Не на разгул сектантский ушел Ваш сын, но Богом призван на путь крестный. Объяснить словом это невозможно. Но молитесь Господу и Божией Матери, и Господь — Сый истина — известит Вас. Мир сердца — извещение от Бога. Мы знаем, молясь о Вас, что Вы веруете и любите Бога. Знаем также, много чисто внешних препятствий существует для Вас, чтобы понять, согласиться с нами: но как сын Ваш по заповеди Божией любовь к Вам приносит в жертву Богу, так и Вы»..