Подвиг тридцатой батареи(Второе, переработанное издание)

Мусьяков Павел Ильич

Одна группировка фашистов, наступавшая на Севастополь, должна была отрезать от него Отдельную Приморскую армию, расчленить и уничтожить ее. Вторым клином немцы пытались отсечь отступающую на Керченский полуостров 51-ю армию. Полностью осуществить этот замысел врагу не удалось, но он все же нанес серьезный урон советским войскам.

Приморская армия вначале была отрезана от Севастополя и отошла на Южный берег Крыма.

Генерал Манштейн пытался захватить Севастополь с ходу, пока не прорвалась туда из Ялты Отдельная Приморская армия. В городе было совсем мало пехотных частей. Немцы знали об этом и очень спешили войти в город. Местный стрелковый полк, а также несколько батальонов

морской пехоты — вот и все, что мог выставить против врага командующий Севастопольским оборонительным районом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский. Манштейн в своих воспоминаниях указывает, что у русских в это время в Севастополе было пять свежих бригад морской пехоты. Выпущенный из тюрьмы, куда он попал после Нюрнбергского процесса над фашистскими военными преступниками, Манштейн явно противоречит истине, говоря об этих пяти бригадах. Американцы и англичане, сделавшие его своим советником, очень нуждались в генерале, который «побеждал» русских. «Неточность» фашистского фельдмаршала имела вполне определенную цель — набить себе цену.

Ни одной бригады в Севастополе в это время не было. Остатки Седьмой бригады морской пехоты под командованием полковника Е. И. Жидилова с боями пробились сквозь фронт в Севастополь только 7 ноября. Восьмая бригада в эти дни грузилась на крейсера в одном из кавказских портов и пришла в Севастополь только 31 октября. Пятидесятикилометровую дугу Севастопольского фронта прикрывали два неполных стрелковых полка, несколько матросских и курсантских батальонов, опиравшихся на сравнительно редкие доты и дзоты. На некоторых участках фронта на протяжении километра стояло не больше одной роты моряков, вооруженных только стрелковым оружием. Но была еще грозная сила, которую недооценили фашисты, — артиллерия кораблей, береговых и зенитных батарей.

Одной из таких батарей была Тридцатая, с ее двенадцатидюймовыми орудиями, с системой долговременных укреплений, обильно оснащенных пулеметами. Эту батарею поддерживали еще три береговые батареи открытого типа и до десятка стационарных зенитных батарей, которые могли оказать серьезную огневую поддержку сухопутным войскам. Личный состав зенитных частей был хорошо подготовлен для стрельбы по наземным целям.

С большими потерями, сохранив, однако, штабы, обозы, артиллерию и несколько тысяч бойцов, Приморская армия под командованием генерал-майора И. Е. Петрова прорвалась в Севастополь со стороны Ялты. 51-я армия тоже понесла большие потери, но вышла на Керченский полуостров и после ожесточенных боев переправилась на Северный Кавказ.

Враг наступал серьезными силами. Вначале Манштейн направил против Севастополя 54-й армейский корпус в составе 22, 50 и 132-й стрелковых дивизий. Эти части наносили удар с северной стороны. Несколько позже Манштейн включил в борьбу за Севастополь и 30-й армейский корпус в составе трех пехотных дивизий, подкрепленных отдельными танковыми частями.

Силы были далеко не равными, но умело организованный артиллерийский огонь кораблей, береговых и зенитных батарей помог защитникам города преградить путь врагу.

Рано утром 31 октября капитан Александер впервые получил от корректировочных постов данные о продвижении фашистских частей. Немцы самоуверенно двигались по Симферопольскому шоссе. До Севастополя было еще далеко, в воздухе «висели» «мессершмитты», прикрывая колонну от возможных налетов русской авиации, шоссе впереди колонны было многократно прочесано мотоциклистами.

Старший лейтенант Окунев первым из корректировщиков обнаружил врага. В окулярах бинокля показалась голова автомобильной колонны — три закамуфлированных бронетранспортера. Колонна двигалась медленно. Издали она была похожа

на чудовищную серую гусеницу, голова которой вылезла на холм, середина прогнулась в долине, хвост с мотоциклистами еще находился где-то на вершине второго пологого холма. Окунев пропустил голову колонны через один холм, «гусеница» согнулась на грязном шоссе, затем вытянулась и поползла быстрее, норовя скрыться в ущелье.

Но тут произошло то, чего немцы не ожидали. Окунев дал координаты колонны радисту, державшему связь с КП батареи, и не прошло трех минут, как через головы корректировщиков, вспарывая сырой воздух, пронеслись снаряды первого залпа. Началось избиение фашистской автоколонны.

Перед головной автомашиной выросли высокие столбы. Еще не развеялся черный дым, как новые взрывы заглушили рокот моторов, разбитые машины загородили шоссе.

Пленный фашистский унтер впоследствии рассказывал об этом обстреле:

— Вначале мы думали, что это с большой высоты бомбит русская авиация. Но не было видно никаких самолетов, кроме своих истребителей, носившихся над колонной. А когда снаряды стали рваться в хвосте колонны, преградив нам обратный путь, мы поняли, что это стреляет русская тяжелая четырехорудийная батарея.

Пленный полностью подтвердил донесение Окунева.

— Мы оказались как в мышеловке, — продолжал немец. — Свернуть в сторону, в кювет, нельзя: грязь, буксуют машины. Впереди груда горящих машин. Сзади — тоже. А снаряды все падают и падают… Кругом трупы, стонут раненые. Потом загорелся транспортер с боеприпасами, новые взрывы. Как я уцелел — ума не приложу. Командир роты был убит, все взводные офицеры — тяжело ранены. Я убежал в лес. Только на второй день остатки нашего батальона были собраны под Бахчисараем. Кстати, и туда долетают ваши снаряды. Говорят, что это стреляют корабли…

В тот же вечер Окунев вместе со своими радистами вернулся на батарею. Один из матросов был дважды легко ранен. Комиссар спросил:

— Ну как выбирались?

Окунев устало улыбнулся:

— Пришлось попотеть. Догадались, где мы, а может, заметили — это уже наша неосторожность — и сразу же послали автоматчиков. Уходили под огнем. Автомат трещит здорово, но меткость у него не очень большая. Я из карабина двух фашистов уложил еще задолго до того, как они по нас огонь открыли. Очень нам кусты помогают. В кусты немец боится лезть и палит по площадям. А этот огонь уже не страшен.

Товарищи долго еще расспрашивали корректировщиков.

В журнале боевых действий Тридцатой батареи впервые появилась запись об уроне, причиненном врагу. На боевой счет батареи в этот день было записано несколько танков, семьдесят автомашин и до трехсот фашистских солдат и офицеров. Немцы извлекли из этого урок и перестали днем посылать такие большие автоколонны.

Полковник запаса Вольфсон, бывший комиссар отряда, сформированного в первые дни обороны из курсантов Севастопольского училища береговой обороны имени ЛКСМУ, вспоминает:

— Огневая поддержка Тридцатой помогла нам держать с первого по шестое ноября тысяча девятьсот сорок первого года большой участок фронта. Нас было тысяча двести человек, немцев — целая пехотная дивизия. У нас были пулеметы, винтовки, гранаты, бутылки с горючей жидкостью. Мы сидели в окопах, дотах и дзотах, отражая атаку за атакой. Наши ряды таяли, а враг наращивал силу своих ударов. Против нас действовали десятки танков. По нашим окопам и дотам стреляли прямой наводкой танки и противотанковые орудия врага. Все меньше и меньше курсантов поднималось в контратаки. И тут нам стала помогать Тридцатая. Она била по танкам, по фашистским орудиям и минометам. И каждый ее залп курсанты встречали криками «ура».