Подвиг веры. Жития святого мученика Трифона
Шрифт:
И вот теперь Евдоимка просил, чтобы он, так же как вчера, помолился, но на этот раз – за него.
«Но ведь это – совсем другое дело! – пронеслось в голове у Трифона. – Гусь – это всего лишь гусь, пусть даже вожак стаи, а Евдоимка… Но ведь Господь – всемогущий! Для Него – что помочь найти гуся, что исцелить умирающего – легко и просто. И по сравнению с тем, что Он одним словом сотворил и небо, и землю… и вообще все вокруг…»
Тетя Хиония приблизила свое лицо к лицу Трифона. Она всматривалась в него, словно хотела проникнуть мальчику в душу и понять, правда ли то, что она о нем слышала.
Но сейчас у него на глазах умирал мальчик. И этот мальчик был его лучшим другом! И он просил, чтобы Трифон…
Трифон опустился возле кровати на колени.
Можно ли описать, что происходит со святыми, когда они молятся? А ведь Трифон был действительно необычным мальчиком, и только он один из всех детей в Кампсаде, а может быть, и во всей Фригии, мог так искренно и с такой всесокрушающей верой молиться.
Он стоял на коленях рядом с Евдоимкой, а его душа легкой ласточкой улетела в невидимые небеса, в запредельную даль, прямо к престолу всемогущего Бога…
Сколько времени он молился? Может быть, минуту… А может быть, целую вечность… Ведь на «том свете» нет времени. Почти каждую ночь Трифон проводил в молитве, нисколько от этого не уставая и получая ни с чем не сравнимую радость…
Он пришел в себя оттого, что кто-то осторожно коснулся его плеча. Подняв голову, Трифон увидел тетю Хионию. Она прижала палец к губам, показывая тем самым, чтобы Трифон не шумел.
– Он спит, – тихо сказала она.
Действительно, Евдоимка спал. Он не умер – это точно, он просто спал и дышал теперь ровно и спокойно, а лицо его снова стало из молочно-белого розовым – таким, каким было всегда. Зато выражение лица тети Хионии было странным. Наверное такое лицо может быть только у человека, который пережил горе, а потом на его глазах произошло чудо, и это горе исчезло. И тогда такой человек и верит, что все кончилось благополучно, и боится радоваться, чтобы не вспугнуть счастье, которое вновь вернулось в его дом. И еще лицо тети Хионии было по-особенному светлым и умиротворенным. Словно покой и тихая радость, что переполняли сердце Трифона, коснулись и ее сердца.
– Спасибо тебе, Трифон, – также тихо сказала тетя Хиония.
А дядя Никандр ничего не сказал, только проводил Трифона до двери и сильно-сильно сжал ему на прощание руку, так что мальчик невольно вздрогнул и поморщился от боли.
День пролетел незаметно и как-то очень быстро. Перед сном Трифон не выдержал и побежал проведать Евдоимку. Он не стал стучаться в дверь, чтобы никого не потревожить, просто привстал на цыпочки и заглянул в окно. Тетя Хиония сидела, склонившись над сыном, а дядя Никандр что-то мастерил за своим рабочим столом, и успокоенный Трифон пошел домой.
А у сапожника Никандра всю ночь горел в окне свет. И наутро, когда Трифон, как обычно, погнал своих гусей по дороге мимо дома Евдоимки, ему навстречу вышел улыбающийся дядя Никандр и, поманив мальчика к себе, вручил ему прекрасно сработанные маленькие сандалии с длинными кожаными ремешками до
А через два дня они с совершенно здоровым Евдоимкой запустили воздушного змея. А Стратоник – тот самый, у которого был настоящий охотничий нож и который так сильно задирал поэтому свой нос, – так вот, этот Стратоник широко открыл рот и не закрывал его гораздо дольше, чем предполагал Трифон. Он глядел в открытое небо, где так победоносно парил их воздушный змей, а потом громче всех мальчишек кричал, носясь вдоль берега озера, когда Трифон с Евдоимкой разрешили ему самому с ним поиграть.
Глава третья
Весть о чудесном исцелении Евдоимки быстро облетела селение Кампсаду. Трифону очень хотелось первым рассказать о выздоровлении Евдоимки дяде Онисифору. Но в то время, когда он еще шел со своим гусиным стадом к озеру, с интересом прислушиваясь, как поскрипывают на ногах его новые сандалии, Онисифор уже спешил к дому Евдоимки, чтобы своими собственными глазами убедиться в случившемся чуде.
Он внимательно осмотрел мальчика: заставил его открыть рот и показать язык, затем, осторожно приподняв кончиками пальцев веки, долго глядел ему в глаза, и наконец осмотрев место укуса, обнаружил два маленьких розовых рубца.
– Поразительно, – пробормотал он. – Мальчик должен был умереть не позднее этой ночи. Я же не мог ошибиться!.. – а затем прибавил уже громче, обращаясь к родителям. – Он совершенно здоров.
И, не прощаясь, быстро вышел из дома.
Придя к себе, Онисифор закрылся изнутри и весь день никуда не выходил. О чем он думал – мы можем только догадываться. Многое выяснилось из его разговора с Трифоном.
Вечером Трифон пригнал гусей в деревню и сразу побежал к домику лекаря. Войдя в калитку, он осторожно прошел мимо грядок и, как всегда, дважды постучал в дверь.
Обычно дядя Онисифор сразу открывал ему. На этот раз дверь осталась закрытой, и мальчику никто не ответил. Испугавшись, что с дядей Онисифором могло что-нибудь случиться, он постучал еще раз, затем еще. Послышалось легкое пошаркивание, и дядя Онисифор как бы нехотя поинтересовался:
– Кто там?
– Это – я, дядя Онисифор.
– Кто «я»?
– Да я это, – ваш ученик!
– Нет у меня никакого ученика, иди домой, мальчик.
– Дядя Онисифор! Это я – Трифон, вы что, меня не узнали?!
Дверь тихо скрипнула, и на пороге показался дядя Онисифор.
– Чего ты хочешь, Трифон?
Дядя Онисифор всегда радовался его приходу, теперь же его лицо показалось мальчику усталым и как будто больным.
– Дядя Онисифор, вы не здоровы? А знаете, Евдоимка выздоровел!
– Знаю. Вот в этом все и дело, что он выздоровел.
– Но ведь это же – очень хорошо!
– Конечно. Даже более чем хорошо. Но теперь ты не сможешь быть моим учеником, Трифон. Понимаешь? Чему может научить тебя старый глупый лекарь, который отказался лечить человека, а ты…