Подвиг во имя любви
Шрифт:
О волоокая Шеанедд... Кудри твои словно белое злато, глаза – что сапфиры чистой воды, голос подобен журчанию подземной реки, а стан – величавой колонне главного зала. Шелковые ленты твои оттенка заката, в белокурой бороде твоей сорок три косички – ровно по числу лет. Не расстаешься ты с книгой и любимой сковородкой, секира же, вопреки обычаю, не отягощает твой узорчатый пояс.
И что мог предложить этому чуду красоты безвестный гном, не отличавшийся ни талантом, ни
Однажды Тордвар все же рискнул приблизиться к златокудрой Шеанедд. На протяжении недели практически круглосуточно он ковал чудесную секиру, в мечтах, что именно это оружие окажется достойным пояса красавицы. А потом, явившись к комнатам вождя одновременно с Сигбьёрном – известным воителем, в одиночку победившим последнего инеистого великана, - с изумленным потрясением впечатляющей встречей геройского лба со стеной коридора. Судя по мелодичному звону и специфической формы вмятинам на доспехах незадачливого поклонника, неприступная Шеанедд в секире не нуждалась – ей вполне хватало любимой сковородки...
Отхлебнув еще и с грустью отставив пустую кружку, Тордвар встретился взглядом с мутной синевой чуть раскосых глаз барда. Тот уже успел слегка опохмелиться и сейчас явно прикидывал – стоит ли ему продолжать музицировать. Мысленно застонав, юноша приготовился к пытке «Даэроном» - в данном образце эльфийской поэзии повествовалось о любви (без взаимности, разумеется) безумного певца к юной принцессе. Оптимизмом баллада не страдала и отличалась на редкость пагубным влиянием на и без того не самое радужное в последнее время настроение гнома.
К невероятному облегчению Тордвара, менестрель, видимо, рассудил, что единственный, пусть и постоянный, слушатель уже достаточно проникся и вполне способен провести полчасика в тишине. Трактир к этому времени опустел еще больше – даже кобольды убрались, поэтому гнома не сильно удивило то, что очередную кружку пива остроухий ему принес самолично, себя при этом, разумеется, тоже не обидев.
– Благодарю. Тордвар из клана Арнстен, - коротко представился гном, аккуратно пожимая узкую ладонь барда.
– Знакомство с моим постоянным слушателем – предел мечтаний в это унылое утро. Сигилион Амалирский. – Эльф вольготно расположился на скамье напротив, бережно положив рядом с собой лютню.
– Вижу печали печать на челе твоем скорбном. Прими мой совет: если горе излить собеседнику мудрому – на душе полегчает... – И, глянув на недоуменно взирающего на него гнома, добавил: - Короче, рассказывай, что у тебя такого стряслось, из-за чего ты чуть ли не каждый день мрачно наливаешься пивом в этом клоповнике. Никогда бы не заподозрил в тебе любителя эльфийской поэзии.
Тордвар неспешно приложился к кружке и, поразмыслив, решил, что вреда точно не будет. По мере рассказа, бард неторопливо
Когда гном, наконец, закончил, менестрель торжественно продекламировал:
И в светлой земле, что не ведает зла,
Истает ли тень, что на сердце легла?
Исчезнет ли боль, что - как в сердце игла... ****
Тордвара заметно перекосило.
– Не в подвиге дело, мой юный друг. Точнее, не в том подвиге, о котором ты так усердно думаешь. Какие, говоришь, волосы у твоей неприступной красавицы? А глаза? А бантики в бороде не розовые, случаем?
– Розовые… А как ты?..
– Я просто неплохо знаю женщин. А теперь слушай и запоминай…
**********************************************
…И раскололась гора. И хлынуло живое пламя. И поглотило оно прекрасный Шавиаль-на-Иэрне. И факелами стояли дубы да осины священной рощи. И хохотали Темные, сидючи на вивернах и глядючи на гибель последнего оплота Света…
Острые зубки нервно откусили кусок бутерброда. Белая ручка потянулась за некогда чистым платком. Прозрачные бриллианты слез крупными каплями потекли по пухленьким щечкам. Сердце замерло в предчувствии и ожидании, ведь конец уже так близок...
– Прощай, моя любимая Андариэль! Не плачь, мы встретимся с тобой на другом берегу Вечности. Там, где сияет ласковое солнце, где текут меж зеленых холмов прозрачные реки, где цветут ромашки и лютики. Там мы будем стоять под звездами, слушая пение цикад и шелест травы. Там принесем мы клятвы в вечной любви…
И тьма застлала небо. И солнце померкло. И пала она на грудь возлюбленному, но сердце того уже не билось. И возопила она в горе, и припала к устам его хладным. И пламя текло, огибая их. И Тень не могла к ним прорваться.
И закрыла она глаза любимого, невидящие более. И сняла медальон с его шеи, некогда ею подаренный. И направилась она к морю. И пламя преклонилось перед ней. И расцветали голубые ирисы там, где она ступала. И стала она на скалистый утес. И ветер, завывая, трепал ее темные кудри.