Подвиг
Шрифт:
Вяло смотрел Аратоки на ржавые выгоревшие ели, на хижину лесничего, повисшую над скалой, на стремительные мосты, дугой перекинувшиеся через реки.
Правительство повсюду проводило удобные гладкие дороги. Партии волосатых кули, предводимые японскими инженерами, взрывали гранитные скалы. В городках, встречавшихся на пути, горело электричество. Военные власти повесили на перекрестках цветные доски с планами окрестных деревень. По ним всегда мог найти дорогу путешественник или военный патруль.
«Как хорошо было бы сейчас пойти домой! Вечером пошел бы в театр,
Глава шестая
ГЕОГРАФИЯ
Порт Кион-Сан живет над узким заливом Японского моря, возле бурного устья реки Ы-Дон. Открытие его состоялось в мае 1897 года, и теперь он один из четырех крупных корейских городов. До того как Кион-Сан был возведен в звание порта для международной торговли, здесь была серая туземная деревушка. При низкой воде нынешняя Приморская улица превращалась в грязное болото. Возле дома сельского головы сушились перевернутые лодки. Пахло рыбными отбросами. Юкола висела на шестах.
В нынешнем году Кион-Сан был самым заурядным городом. Одним из тех городов, по уличной жизни которых нельзя догадаться, насчитывают ли они тысячу лет существования или основаны только вчера.
Трудно в самом деле поверить, что тихая немощеная улица, проросшая прошлогодней травой, не всегда упиралась в лиловый край горы, что чиновничьи жены со старухами экономками и сто лет назад не прогуливались здесь с фонарями. Трудно поверить, что черные щетинистые свиньи, вид которых неотделим от главной улицы города, впервые были привезены в Кион-Сан тридцать лет назад, да и сама улица была закончена постройкой только в 1910 году.
Кто живет в Кион-Сане? Какие в нем улицы, люди, дома?
Странное здание губернского собрания, которое архитектор-бельгиец выстроил почему-то в египетском стиле, со сфинксами у входа, стоит на сопке в центре Кион-Сана.
Вниз, к базару, одно за другим спускаются к заливу двенадцать трехэтажных европейских бильдингов.
Американское генеральное консульство.
Управление торгового совещания Кион.
Казармы 17-го полка.
Телеграф.
Миновав решетки китайского парка, за которыми видны искусственные гроты и карликовые скалы, улица приводит к домику с черепичными крышами и веселыми хризантемами у входа. Скрытый кустами алоэ, в маленькой будке, всегда стоит здесь японец-часовой, отбирая пропуска.
Здесь надпись:
«ОСОБАЯ ВЫСШАЯ СЕКЦИЯ»
За бронзовыми решетками, в окнах, всегда слышен приглушенный слабый разговор.
— Как ваше имя? — мог бы услыхать прохожий.
— Введите такого-то.
— Увидите такого-то.
— Как ваше имя?
Но прохожие обыкновенно не останавливаются
— Что едите вы теперь в своих бандах? — говорит кто-то.
— Мы едим в нашей армии сушеное просо и чеснок, — отвечает кто-то.
— Разве в бандах у вас нет другой провизии?
— В нашей армии…
— Я сказал — в бандах.
— Нет, сударь. Вы загородили все дороги. Ни в нашу армию, ни в наши селения уже три месяца ничего не доходит.
— Следовательно, у вас патронов нет?
— Сударь, я этого не знаю. Сегодня утром раздавались патроны каждому.
— Не лги! Прикажу тебя бить. Отчего ваши грабители нынче мало стреляли, если у них было достаточно патронов?
— Должно быть, им не следовало стрелять.
— Как?! Стало быть, ты, человек, плут?..
— Нет, сударь.
— А есть хочешь?
— Очень, сударь, хочу.
— Сколько тебе лет?
— Будет двадцать.
— Нет, тебе никогда не будет двадцать…
Среди реклам фирм и предприятий, золотыми иероглифами выведенных на транспарантах в главной улице Кион-Сана, встречается мало корейских имен. Здесь первенствуют японцы. Здесь:
«Тоа, табачная компания».
«Шигеморское лесное товарищество».
Уполномоченный правительственной «Тойо Кайсоку Кабусики Кайся», в руках которой находится колонизационно-переселенческое дело в Корее.
Контора Чосен-Банка.
Мей-шинская женская гимназия дочерей промышленников.
В актовом зале Мей-шинской женской гимназии по вечерам, когда само помещение пусто и проветрено от присутствия в нем детей, происходят гастроли приехавшего из Манилы «театра-кабаре». Огромный рекламный транспарант, выставленный у решетчатых ворот, извещает об этом.
На плакате четыре белобрысые, скуластые, красноносые бабы, из породы филиппинских американок, хором поют под банджо. Слова, в виде дыма из иероглифов, нарисованы возле их ртов:
Кто вступить желает в брак — Пусть пойдет к невесте И проверит раньше так: Все ль у ней на месте…При этом они отхлопывают туфлями чечетку.
По мере приближения к базару улицы сжимаются, пригибаются к земле, пестреют, вывески меняют язык. Появляются ремесленные ряды, торговые пассажи, бумажные фонари с горящими днем свечами, мануфактурные лавочки и конфекционы, чайные дома, книжные киоски, где продается «Сыщик Мото» и «Убийца двенадцати жен».
Наскоро сколоченные золоченые храмы с загнутыми углами крыш.
Здесь японское лицо — редкость. На перекрестках слоняются портовые женщины-грузчицы с седлами на спине. Рабочие, на руках которых нарисован большой иероглиф, обозначающий хозяина, подмигивая, зовут их к себе. Они сидят у жаровен, поедая комья вареного риса, завернутого в листья.
Брань. Поссорились крючники.
Направо и налево каменными лесенками переулки сбегают в порт.
«Осторожно! Провод».
«В сухой док вход по пропускам владельца».