Подвиг
Шрифт:
Соня включила газ под чайником. Взяла сигнальный фонарик, встала коленями на стул, облокотившись на подоконник, и трижды мигнула в окно…
Леонид Федорович и Блоха, оба тощие, в круглых проволочных очках, в одинаковых трусах и майках, сидели напротив, склонившись с двух сторон к старенькому приемнику.
Сквозь космический вой глушителей прорывался «Голос Америки».
— Женя, после школы зайди в гастроном, — велела Надя, отсчитывая деньги. — Там вчера сливочное масло выбросили.
— Тише! — хором взмолились отец и сын.
— Господи, когда же это кончится! Я разобью когда-нибудь ваш приемник!
— Мам, но мы ведь должны знать, что происходит в мире! — сказал Блоха.
— А меня интересует, что происходит в этом сумасшедшем доме! — закричала Надя. — Я, как ишак, после работы тащусь по магазинам, а им некогда — они мировые проблемы решают!
Утро привычно начиналось со скандала, но тут Блоха заметил фонарик в доме напротив и помчался в свою комнату. Пристроился у окна и замигал в ответ. Потом направил фонарик на дом справа…
Борис Аркадьевич Богуславский сидел на прокуренной кухне над бумагами. Вошел Игорь в школьной форме.
— Ты почему до сих пор не спишь? — не отрываясь от бумаг, спросил отец.
— С добрым утром, пап, — ответил Игорь.
Борис Аркадьевич растерянно оглянулся на висящие за спиной часы, часто моргая уставшими глазами.
— Тогда почему ты еще не в школе? — спросил он.
Игорь глянул в окно и бросился в свою комнату.
Три фонарика перемигивались над темным двором…
Блохин и Блоха вышли на лютый мороз без пальто, уверенно расправив плечи, с одинаковыми тощими портфелями — Леонид Федорович в бесформенном берете, Блоха с непокрытой головой. На углу они расстались — Блохин свернул к остановке троллейбуса. Блоха зашагал дальше.
Борис Аркадьевич с Игорем вышел из подъезда к поджидающей его черной «Волге».
— Что-то я хотел тебе сказать… Здравствуйте, товарищ Шищенко. — кивнул он охраннику. — А! Напомни вечером, чтобы я проверил твой дневник, — сказал он и сел в машину.
Игорь в пальто с поднятым воротником и ушанке, из-под которой торчал один нос, пожал руку Блохе.
— Ты что! Околеешь, — сказал он.
— Возможности человеческого организма безграничны, — постукивая зубами, бодро ответил Блоха.
— Да, но зачем их расходовать раньше времени?
— Я готовлюсь. А ты совсем не закаляешься, только обещаешь каждый раз…
Разговаривая, они подошли к Сониному дому.
Инна Михайловна и Соня появились в одинаковых шубках и платках.
— Меня не жди. Поужинай и ложись спать, — сказала Инна Михайловна. — Не сиди до ночи перед телевизором. И перестань, наконец, мерить мои платья. — Они поцеловались на прощанье.
— Привет, — сказала Соня Игорю и Блохе. — Тебе не холодно?
— Ерунда! —
Игорь взял у Сони портфель, и они направились к школе, откуда доносился пронзительный звонок.
Классный руководитель Марксэна Александровна — ярко крашенная, с необъятным бюстом, распирающим строгий пиджак, — писала на доске большими русскими буквами испанские слова.
Плечистый в отца переросток Мишка Шищенко, развалившись на «камчатке», поглядывал на Соню, которая шепталась с Блохой за партой у окна. Оторвал зубами кусок промокашки, пожевал, приставил к губам бумажную трубку и выстрелил через весь класс ей в шею. Соня обернулась и презрительно повертела пальцем у виска.
— Это песня чилийских коммунистов, — торжественно сказала Марксэна, вытирая испачканные мелом руки. — С этой песней чилийцы, в том числе и ваши ровесники, с гордо поднятой головой шли на смерть в пиночетовских застенках… А не занимались черт-те чем на уроках, как ты, Шищенко! — обернулась она.
Марксэна села, сняла под столом нога об ногу тесные туфли.
— Вы знаете, что мировая общественность вырвала из рук фашистов товарища Луиса Корвалана и скоро он прилетит в Москву…
Она блаженно пошевелила пальцами ног.
— Мы встретим его этой песней! В полный голос, задорно, уверенно — три-четыре…
Класс нестройно запел, читая слова с доски. Марксэна дирижировала.
Наверху, в спортзале, гулко бухал подкидной мостик — там прыгали через коня. За стеной, в слесарной мастерской, рубили зубилом железный лист. Иногда эта какофония волшебным образом вдруг совпадала с чеканным ритмом песни.
Игорь на первой парте перед Марксэной, распевая громче всех, чуть сполз на сиденье, дотянулся ногами до ее туфель, аккуратно зажал их носками ботинок и передал под партой назад. Блоха принял эстафету.
Одноклассники, с трудом сдерживая смех, все громче и воодушевленнее пели, наблюдая, как лакированые лодочки уплывают в конец класса и исчезают в мусорном ведре.
После уроков все гурьбой шли мимо заснеженного котлована.
— Я царь горы! — заорал вдруг Игорь. — Кто на меня?!
Все как по команде побросали портфели, и на горе закипела битва. Облепленные снегом с головы до ног, забыв обо всем на свете, мальчишки и девчонки штурмовали гору. Новый «царь горы» руками и ногами спихивал карабкающихся снизу обратно и тут же сам летел кувырком, а его место занимал следующий.
— Атас! Шищенко! — крикнул кто-то.
Мишка с разбега столкнул под горку целую толпу и прочно встал на вершине. Он не толкался вполсилы, как остальные, а ожесточенно швырял противников вниз и, если все-таки падал, — тут же зло и целеустремленно бросался в атаку. Потом, улучив момент, облапил Соню и покатился с ней по склону.