Подвиги русских амазонок
Шрифт:
...Княжеские ростовские летописи, способные рассказать нам об этом, после погромов Ростова московскими боярами, к сожалению, тоже не сохранились. Потому вся история Донского побоища стала клерикальным московским мифом. (В Львовской летописи 1560 г. сохранились, внесенные ее редактором, копии тех "исчезнувших" из архивов и из истории ярлыков, что получали русские церковники и "государственники" от татарских ханов...)
Творцы мифа не знали даже крещеного имени любутского боярина Осляби: Родиона, инока Симонова монастыря, умершего позже 1398 г., когда он ездил в Царьград [см. ПСРЛ, т. 18, с.280], чья московская могила была разрушена лишь в 1920-х. Послание, писанное "литовским митрополитом" - как прозвали цареградского назначенца Киприана, адресованное Федору и Сергию, снабженное датой 23.06.1378, ставит игуменов в известность, что Вел.князь Дмитрий Московский со т-щи были, "от мене, Киприана, митрополита всея Руси, прокляты по правилом святых отець" [Г.М.Прохоров "Повесть о Митяе", СПб., 2000, с.409]. И в удельном Троицком монастыре, стоявшем в лесной глуши, как свидетельствуют дневниковые ремарки на полях
Родиной мифа является Троицкий монастырь Серпуховского уд.княжества, где в 1420-х гг. регентом был боярин Ив.Дм.Всеволожский. "Сказанием о Мамаевом побоище" боярам Всеволожским, нигде не числящимся заметными воеводами, вменено командование передовым полком и княжеский титул. После 1433 г. этот опальный род выпадает из истории [см. там же, с.70]. Когда местная ктиторская легенда воплотилась в литературные памятники? Очень поздно! Знакомый нам текст "Сказания...", в полноте выражающий этот миф, уже в старшей дошедшей - Основной редакции (списки от 1540-х годов) содержит странные сбои датировки, в частности, когда субботнее утро дня Рождества Богородицы 08 сентября 1380 г. числится пятницей. Историки-"монголокацапы" помалкивают об источнике этой ошибки: ассоциациях Повести об Оршанской битве [ПСРЛ, т. 35, с.с. 125-127], состоявшейся в Рождество Богородицы 08-го сентября 1514 года, бывшее пятницей. Эта повесть уцелела в единственном списке Киевской Сокращенной летописи, сведенной в ктиторском монастыре князей Острожских - Супрасльском около 1517 г. Как самиздат она скоро дошла до Великороссии: в ней с поганым татарским темником отождествлен "евразиец" ВасилийIII, сын ИванаIII Московского, а с благоверным Дмитрием Донским - гетман Литвы волынский князь Константин Острожский. Списки ее три века старательно уничтожались, и потому уцелел лишь Супрасльский (ибо монастырем в ХVIII веке владели униаты), но великорусские цитаты из ее повести известны (в Псковской летописи, в "Казанской истории"...).
В ХV в. в Троицкой Лавре - родине московской мифологии представляли себе Куликовскую битву вполне адекватно. Тогда монахами делаются копии двух летописей, современных Донскому побоищу: харатейный список Троицкий летописи 1409 г., сводившейся Епифанием (видимо по нижегородскому первоисточнику, захваченному москвичами в 1390), и бумажный Рогожский список летописи 1412 г. (сводившейся в Лисицком Новгородском монастыре). Кодекс с Рогожским Летописцем продолжал пополняться на протяжении всей середины века: его разделы писаны на бумаге от 1430-х по 1480-е годы. Листы 348 об.
– 349 (1392 - 1396 гг.), облитые чернилами, были заклеены чистыми листами и переписаны по списку-протографу, по-прежнему доступному в Лавре, уже в начале ХVI века. Кодексы с новеллой, чуждой прославлений основателя монастыря - Сергия Радонежского и его политического сюзерена - Владимира Храброго, продолжали хранить и цитировать!
Вот самый ранний летописный (редакции 1409 г.) рассказ о Куликовской битве по Рогожскому, а также по Симеоновскому и утраченному Троицкому спискам: "Въ лето 6888. ...О ВОЙНЕ И О ПОБОИЩЕ, ИЖЕ НА ВОЖЕ [киноварь]. Того же лета безбожный нечестивый Ординскый князь Мамай поганый, собравъ рати многы и всю землю Половечьскую и Татарьскую, и рати понаймовавъ: Фрязы и Черкасы и Ясы, - и со всеми сими поиде на великаго князя Дмитриа Ивановича и на всю землю Русскую. И бысть месяца августа, придоша отъ Орды вести къ князю къ великому Дмитрию Ивановичю, аже въздвизаеться рать Татарьскаа на христианы, поганый родъ Измаилтескый, и Мамай нечестивый, лютее гневашеся на великаго князя Дмитриа о своихъ друзехъ и любовницехъ и о князехъ, иже побиени бысть на реце на Воже <1378 г.>, подвижася силою многою, хотя пленити землю Русскую. Се же слышавъ князь великий Дмитрей Ивановичь, собрав воя многы, поиде противу ихъ, хотя боронити своея отчины и за святыя церкви и за правоверную веру христианскую и за всю Русьскую землю. И переехавъ Оку, прииде ему пакы другыя вести, поведаша ему Мамая за Дономъ собравшася, въ поле стояща и ждуща къ собе Ягайла на помощь, рати Литовскые. Князь же великий поиде за Донъ и бысть поле чисто и велико зело, и ту сретошася погани Половци, Татарьстии плъци, бе бо поле чисто на усть Непрядвы. И ту изоплъчишася обои и устремишася на бой, и соступишася обои, и бысть на длъзе часе брань крепка зело и сеча зла. Чресъ весь день сечахуся и падоша мертвыхъ множьство бесчисленно отъ обоихъ. И поможе Богъ князю великому Дмитрию Ивановичю, а Мамаевы плъци погани побегоша, а наши после, биющи, секуще поганыхъ безъ жалости. Богъ бо невидемою силою устраши сыны Агаряны, и побегоша обратиша плещи свои на язвы, и мнози оружиемъ падога, а друзии в реце истопоша. И гнаша ихъ до рекы до Мечи, и тамо множество ихъ избиша, а друзии погрязоша въ воде и потопоша. Иноплеменници же гоними гневомъ Божиимъ и страхомъ одръжими сущее. И убежа Мамай въ мале дружине въ свою землю Татарьскую. Се бысть побоище месяца септября въ 8 день, на Рожество святыя Богородица, въ субботу до обеда. И ту убиении быша на суйме князь Феодоръ Романовичб Белозерскый, сынъ его князь Иванъ Феодоровичь, Семенъ Михайловичь, Микула Василиевичь, Михайло Ивановичь Окинфовичь, Андрей
Едва ли не первый источник, начинающий прославлять имя Серпуховского князя, это Новгородская 1-я летопись Младшего извода (1450-е гг.). Но и здесь ни слова не уделяется удару из засады. Зато сообщается неожиданное: о бегстве москвичей, большого полка русского войска, о прорыве татар через центр, парированном контратакой эшелона Владимира Андреевича: "...Москвици же мнози небывалци, видевши множество рати татарьской, устрашишася, и живота отцаявшеся, а инеи на беги обратишася, не помянувше реченаго пророкомъ, како единъ пожнеть 1000, а два двигнета тму (10000), аще не Богъ предасть ихь. Князь же великый Дмитрий с братомъ своимъ с Володимеромъ, изрядивъ полкы противу поганых Половець, и възревъ на небо умилныма очима, въздохнувъ из глубины сердца, рекоста слово псаломъское: Братие, Богъ намъ прибежище и сила! И абие съступишася полкы обои, и бысть брань на долгъ час зело, и устрашитъ богъ невидемою силою сыны Агаряны, и обратиша плещи на язвы, и погнаны быша от крестиянъ, и ови же от оружиа падоша, а инии в реце истопошася бещисленое их множество" [там же, т. 3, с.377].
Многое мы можем понять из косвенного свидетельства: росписи полков. Она сохранилась в "Сказании о Мамаевом побоище" и, более достоверно, в Никоновской летописи [там же, т. 11, с.c. 54-59] и пространной летописной повести о Куликовской битве в Новгородской летописи 1539 г. (список Дубровского) [там же, т. 43, с.154]. Покидая Москву, Дмитрий Иванович собирался атаковать врага первым. Из росписи это ясно видно. Сильнейшими были сделаны передовой и правофланговый полки. Полк правой руки: по 1-му значению - прЯмой, ударный. Его образовывали контингенты Ростовского, Ярославского и Стародуб-Залесского княжеств, и здесь же был и соправитель вел.князя Владимир Андреевич с серпуховским, белецким, муромским, мещерским полками (их ведут князья-воеводы). В авангарде стояли коломенские, костромские, переславльские, владимирские, юрьевские части: больш.часть сил Владимирского княжества. Москвичи, самые многочисленные, стали позади них в Большом полку, вместе с белозерцами и (?) смоленцами. На левом крыле находились только брянцы, их мог поддержать сторожевой полк оболенцев. Прибытие в разгар похода братьев-Ольгердовичей с дружинами и полоцким полком не изменило логики диспозиции: Ольгердовичи были поставлены в авангард, откуда расступились на фланги коломничи и костромичи.
Совсем иначе войска построились для боя - после того, как Дмитрий допросил татарского языка, во время форсирования Дона приведенного разведчиками Петром Горским и Карпом Александровым, узнав о силах Мамая. В засадный полк - далеко на отшиб (вне видимости татар), за левым крылом, были отведены брянские, а также кашинские и новосильские полки (видимо, из авангарда, куда, на опустевшее место, были выдвинуты белозерцы). Сюда же перешел с правого крыла Владимир Храбрый со всеми [см. там же, с.135] своими силами, а на пополнение полка левой руки, ослабленного перед этим, также покинули правое крыло ярославцы. В полку правой руки остались только ростовские и стародубские полки. Командовать этими небольшими силами - было вверено князю Андрею Федоровичу Ростовскому.
Огромная часть сил, с Владимиром Храбрым создававшая не столько засаду, сколько 3-й эшелон, большую часть боя просидела в засаде и, судя по названным погибшим, в решающей атаке понесла минимальные потери. Сообразно этому, в повестях о Куликовской битве, стоящих в суздальских летописях (в отличие от "Сказания..."), о Владимире Храбром практически не упоминается. Но о подвиге ростовцев: с обнаженными (бежавшими москвичами) левым флангом отразивших ордынский натиск, смяв венецианских(из Таны) арбалетчиков и обратив в бегство кавказскую и татарскую конницу, вообще нет повествований! Хотя, кроме передового полка, лишь в полку правой руки известны князья, погибшие в бою...
Ростовских воинов вдохновляла, бившаяся в их рядах, княжна Дарья. Однако для героинь т.наз. "православной цивилизации", обязанных отличаться лишь холуйством пред родителями, мужьями и "отцами духовными" (а ныне также и работодателями), такого не полагается. И Дарья Андреевна - не удостаивается ни почестей исторических, ни звания благоверной святой, будучи гораздо более достойной оного, нежели Дмитрий Иванович Московский, как рисуют его летописи: подобранный в стороне от места боя, под сеченым деревом, без сознания, но без единой раны [там же, с.136]...
3.Федора Пужбольская
В веке ХV известна княгиня Настасья Слуцкая (урожденная Острожская), по смерти мужа отстаивавшая Слуцк от крымских татар, а также и от знаменитого Михаила Глинского, даже сватавшегося, пытаясь получить ее княжество (в фильме "Анастасия Слуцкая" это превращено в "лав стори"). С ее меценатскими трудами связано создание Слуцкой летописи (младшая редакция Белорусской летописи). Но известна она в литовских латиноязычных хрониках. В православные летописи, по крайней мере - введенные в научный оборот, подвиги этой православной княгини не включались!