Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России
Шрифт:
4 ноября ветер постепенно стал отходить к востоку, а 6-го числа задул от северо-востока. Мы не дошли 100 миль до Рио-де-Жанейро, как он начал стихать, и наступил штиль; проштилевав здесь более суток, 15 ноября мы бросили якорь на рио-де-жанейрском рейде, совершив таким образом плавание от Портсмута до Рио-де-Жанейро в 44 суток. Конопатка всего баргоута, тяга такелажа, окраска, пополнение провизии и другие необходимые работы для приготовления транспорта к предстоящему переходу до Вальпарайзо вокруг мыса Горна задержали нас здесь до 1 декабря. 1 декабря, утром, при тихом ветре от запада мы вышли в море, а на другой день пересекли тупик Козерога в широте 23° и направились к мысу Горну. До 9 декабря, при тихих юго- и северо-восточных ветрах делали незначительные суточные переходы, но с этого времени задули крепкие западные ветры, доходящие
31 декабря западный ветер перешел в береговой юго— юго-восточный муссон. 2 января 1849 года мы перешли меридиан мыса Горна в южной широте 57°21'. С самого выхода из Рио-де-Жанейро погода стояла постоянно пасмурная и ненастная, но, несмотря на это неблагоприятное условие, при принятых мерах и заботливости врача и офицеров, больных на транспорте почти не было: говорю почти, потому что заболело только три человека и хворали они не более трех дней [28] . 2 февраля мы бросили якорь на рейде Вальпарайзо после 64-суточного, весьма трудного плавания от Рио-де-Жанейро.
28
Для сохранения здоровья команды мы строго придерживались правила, чтобы люди отнюдь не ложились на койки в сырой одежде или обуви и чтобы белья, которым запаслись в Англии, было на каждого матроса не менее 1 1/2 дюжины. Само собою разумеется, что мы не пропустили ни одного случая тщательно просушивать одежду и обувь людей и проветривать палубу и трюм. Всеми средствами старались не держать людей наверху в сырую погоду; по два и по три раза в неделю люди имели свежую пищу из заготовленных консервов и постоянно, два раза в сутки, получали глинтвейн. Все это имело благотворное влияние на дух и здоровье команды: она была весела и бодра.
Стараясь сколь возможно скорее достигнуть Петропавловского порта и имея здоровую и бодрую команду, я простоял в Вальпарайзо всего только четверо суток — время, которое необходимо было для пополнения водой и провизией. 6 февраля мы снялись с вальпарайзского рейда и направились к Сандвичевым [Гавайским] островам. В течение первых трех дней имели тихие переменные ветры, пока 9 февраля, в южной широте 30°2' и западной долготе 74°30', не вступили в полосу юго-восточного пассата, который все время дул умеренно.
С 25-го числа ветер стал переходить к востоку; потом дули переменные тихие ветры с продолжительными шквалами;
9 марта мы получили северо-восточный пассат. В этот промежуток времени мы два раза пересекли экватор, в последний раз 4 марта, в западной долготе 110°51'. До 22 марта, широты 16°13'N и долготы 142°28'W, мы имели ровный северо-восточный пассат, но с этого пункта он заменился переменными тихими ветрами, дувшими преимущественно из восточной половины компаса. 2 апреля 1849 года транспорт «Байкал» бросил якорь в гавани Гонолулу на острове Оагу, после 55-суточного плавания от Вальпарайзо.
На Сандвичевых островах мы встретились с бывшим тогда здесь кораблем Российско-Американской компании под командою капитан-лейтенанта А. О. Рудакова.
Команда наша веселилась и отдыхала вместе со своими соотечественниками, которых она не видала со времени выхода из Кронштадта. Здесь я с офицерами и командиром корабля Российско-Американской компании Рудаковым представлялся королю Сандвичевых островов Камеамеа {42}. Его величеством мы были приняты весьма парадно и благосклонно, в знак особого уважения, какое он питал к России. Простояв в Гонолулу до 10 апреля, пополнив провизию и набрав воды, мы пошли в Петропавловск.
До широты 31°32'N транспорт шел при умеренных и тихих северо-восточных ветрах, но с этой широты, с 21 апреля, ветер перешел сначала к юго-востоку, а потом менялся беспрестанно в направлении и силе, нагоняя при этом шквалы и пасмурность; с такими обстоятельствами мы шли до самого Петропавловска. 11 мая, в виду Авачинской губы, выпал большой снег и нашел жестокий шквал с гор, но вскоре сделался ровный попутный ветер, с которым 12 мая 1849 года мы вошли в Авачинскую губу и в 2 часа пополудни, после 32-суточного
29
Предшественники мои, отправлявшиеся из Кронштадта с той же целью (отвезти груз), с которою был послан и транспорт «Байкал», совершили плавание из Кронштадта в Петропавловск: а) транспорт «Америка» в 600 тонн, имевший более 10 узлов хода, пришел в Петропавловск через 10 месяцев 25 дней (капитан Шанц); б) транспорт «Або», такой же вместимости и скорости хода, в 12 месяцев 15 дней (капитан Юнкер) и в) транспорт «Иртыш», в 450 тонн, совершил плавание из Кронштадта до Петропавловска в 14 месяцев (капитан Вонлярлярский). По приходе в Камчатку состояло больных:
На транспорте «Америка» из 53 человек 10 человек»
«Або» из 73–22 человека
«Иртыш» из 50 — 8 человек
Из всех военных судов, отправлявшихся из Кронштадта в Петропавловск, всех скорее совершил это плавание шлюп «Камчатка» (капитан В. М. Головнин), именно в 8 месяцев 8 дней — 15 днями скорее «Байкала», но шлюп этот в 900 тонн имел ход более 11 узлов, а «Байкал» не ходил более 8,5 и был всего в 250 тонн.
Донося из Петропавловска князю Меньшикову о своем прибытии, я писал: «При содействии неутомимых моих помощников мне удалось совершить это плавание благополучно и прибыть в Петропавловск с бодрой и здоровой командой, не имея никаких повреждений в корпусе судна, а равно и никакой порчи в грузе. Этим оправдалась надежда моя — быть в Петропавловске в начале мая 1849 года. Таким образом, я надеюсь, без особых расходов для казны, исполнить возложенное на меня Вами поручение. Надеюсь приступить к нему с июня месяца, начав опись с северо-восточного берега Сахалина и продолжая ее далее до Тугурской губы».
Петропавловский порт в середине XIX в.
Гравюра середины XIX в.
Вместе с этим донесением начальник Камчатки, капитан 1-го ранга Ростислав Григорьевич Машин, донося в свою очередь князю А. С. Меньшикову о приходе в Петропавловск транспорта «Байкал» в совершенной исправности, с бодрой и здоровой командой, в заключение писал, что никогда еще не доставлялось в Камчатку такого хорошего качества и прочности материалов и запасов, а равно и в такой полноте, без всякой порчи их, какие доставлены ныне на транспорте «Байкал», и что вследствие этого наши сибирские порты обеспечены по крайней мере на четыре года.
Между тем, пользуясь отходом почты в Европу во время пребывания моего в Рио-де-Жанейро, я писал оттуда, 26 ноября 1848 года, Н. Н. Муравьеву, что, судя по раннему приходу моему в Рио-де-Жанейро, я надеюсь в мае быть в Петропавловске и, по сдаче груза в этом порту, я решился, во всяком случае, получу или не получу высочайшее повеление, отправиться прямо к описи восточного берега Сахалина и Амурского лимана; «о чем, — писал я, — долгом моим считаю предварить Вас, в надежде, что Вы не оставите меня своим содействием: ибо, если я не получу на произведение этой описи высочайшего соизволения, то подвергаюсь по закону тяжкой ответственности».
В Петропавловске я получил от Н. Н. Муравьева секретное письмо, доставленное туда с курьером, и копию с распоряжением Р. Г. Машину: принять все меры к скорейшему выходу транспорта из Петропавловска. Вместе с тем я получил и копию с инструкции, представленной Муравьевым, через князя Меньшикова, на утверждение Николаю I.
В письме своем Н. Н. Муравьев благодарил меня за все принятые мной меры, особую решительность и самоотвержение к достижению важной и полезной для России цели, объясняя, что он ходатайствует, чтобы представленная им инструкция, копия с которой мне посылается, была утверждена Николаем I, на что он и надеется. Н. Н. Муравьев в этом письме уведомлял меня, что он нынешним летом посетит Петропавловский порт и на обратном пути, в исходе июля, думает встретиться со мною в Амурском лимане.