Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России
Шрифт:
Все эти первоначальные исследования северной части Амурского лимана ясно показали, что для составления плана дальнейших исследований, которые могли бы привести к разрешению главного вопроса — доступны ли устье Амура и его лиман для мореходных судов, — необходимо было сделать предварительную рекогносцировку Амурского лимана к югу. В этих-то видах я и послал на шлюпках мичмана Гроте и лейтенанта Козакевича. Гроте приказано было, следуя вдоль западного берега Сахалина, узнать, не имеется ли сообщения лимана с заливом Байкал, и определить состояние и глубины канала, идущего вдоль этого берега к югу. Козакевичу поручено, следуя вдоль материкового берега, постараться достигнуть устья Амура и собрать сведения как о состоянии этого устья, так равно и о части лимана, лежащей против него.
По возвращении на транспорт мичман Гроте сообщил, что залив Байкал с лиманом не имеет сообщения, что, следуя вдоль берега Сахалина к югу, он попадал на глубины между обрывистыми банками, от 5 до 8 сажен (9,1—14,6 м), и достиг отмели, тянувшейся от Сахалина поперек лимана к западу, к возвышенному материковому берегу. Эта отмель, казалось, заграждала
Лейтенант Козакевич объяснил, что, следуя вдоль материкового берега, огибая все мысы и осматривая лежащие между ними обширные бухты, он достиг, наконец, возвышенного мыса, который туземцы называли Тебах. За ним открылась бухта, тянувшаяся к западу, и из нее шло сильное течение. Эта-то бухта, говорил мне Козакевич, и представляет устье Амура, ширину которого он примерно полагал до 7 1/2 миль (14 км). Туземцы деревень Чабдах и Чнаррах, лежавших за этим мысом, были, по-видимому, весьма удивлены нашему появлению: их поразил наш костюм, особая конструкция шлюпки, отличная от их лодок, и в особенности секстан, которым Козакевич делал наблюдения у мыса Тебах. Для обозрения лимана при малой воде Петр Васильевич поднимался на гору Тебах и донес мне, что с нее лиман на всем виденном пространстве представляет огромный бассейн, наполненный лайдами, изрезанными протоками и большими озерами. На обратном пути к транспорту он попал на извилистый канал, обставленный в некоторых местах шестами, у которых туземцы ловят рыбу; глубину в этом канале он находил от 3 1/2 до 5 сажен (6,4–9,1 м).
Таковы были результаты этой рекогносцировки; они и встреченные уже нами затруднения указывали, что в короткое время и с ничтожными имевшимися у нас средствами не представлялось возможным сделать точную опись лимана, занимающего около 2000 квадратных верст. Поэтому я и решился ограничиться выяснением вышеупомянутого главного вопроса: продолжать промер и исследование северной части лимана на гребных судах. Ввиду же того чтобы при исследовании устья Амура и южной части его лимана не впасть в какие-либо ошибочные заключения, подобно И. Ф. Крузенштерну при описи восточного берега Сахалина, я положил неуклонно следовать при этом плану, который отстранил бы причины, могущие привести меня к ошибочным заключениям. Избранный мною план следующий: 1) от транспорта, то есть с Северного лиманского рейда, выйти с промером на глубины, встреченные лейтенантом Козакевичем, вдоль северо-западного берега лимана и, не теряя их нити, войти в реку; 2) следуя вверх по ней, под левым берегом, дойти до пункта, который представляет возможным ее устье; 3) от упомянутого сейчас пункта спуститься, не теряя нити глубин, под правым берегом реки до ее устья и далее по лиману в Татарский залив, до той широты, до которой доходил капитан Браутон, и, наконец, 4) от этого пункта, не теряя нити глубин, возвратиться на транспорт, следуя вдоль западного берега Сахалина.
Для приведения в исполнение этого плана, которым бы я мог разрешить вышеупомянутый главный вопрос о степени доступности устья реки и ее лимана для входа в них с моря, я 10 июля на трех шлюпках с тремя офицерами [32] и доктором отправился с транспорта и пошел по лиману к глубинам, найденным лейтенантом Козакевичем; на пути все время бросал лот. Следуя по этим глубинам, мы 11-го числа обогнули мыс Тебах и вошли в Амур; к вечеру того же числа, не теряя нити глубин и следуя под левым берегом реки, достигли низменного полуострова, названного мною Константиновским. Он тянулся поперек реки к противоположному правому ее берегу, где находилась деревня Алом. Местность эта по исследованию моему оказалась удобной для береговой защиты. По всему пройденному нами пути, начиная с Северного лиманского рейда с 4 1/2 сажен (8,2 м) глубины, на которой стоял на якоре транспорт, самая меньшая глубина (в расстоянии около 2 миль от транспорта) оказалась на пути к мысу Тебах — 2V2 сажени (4,6 м), а самая большая — б сажен — между мысом Тебах и Константиновским полуостровом (по-туземному Куегда). В этом месте самая меньшая глубина 6 сажен (11 м), а самая большая 15 (27 м). Утром 13 июля мы перевалили от Константиновского полуострова под правый берег реки, к мысу Мео, и пошли вдоль него к мысу Пронге (на правом, южном берегу Амура, при выходе из него в лиман); тут мы следовали по глубинам от 10 до 5 сажен (18,3–9,1 м). 15 июля отправились от мыса Пронге по лиману Амура к югу, следуя по направлению юго-восточного его берега и не теряя нити глубин. 22 июля 1849 года достигли того места, где материковый берег сближается с противоположным ему сахалинским. Здесь-то, между скалистыми мысами на материке, названными мной в честь Лазарева и Муравьева, и низменным мысом Погоби на Сахалине, вместо найденного Крузенштерном, Лаперузом, Браутоном и в 1846 году Гавриловым низменного перешейка, мы открыли пролив шириною в 4 мили (7,5 км) и с наименьшею глубиною 5 сажен (9,1 м). Продолжая путь свой далее к югу и достигнув
32
Офицеры — Попов, Гейсмар и Гроте; шестерка, вельбот и четверка, нижних чинов 14 человек, провизии на три недели.
24 июля широты 51°40' то есть той, до которой доходили Лаперуз и Браутон, мы возвратились обратно и, проследовав открытым нами южным проливом, не теряя нити глубин, выведших нас из Татарского залива в лиман, направились вдоль западного берега Сахалина. К вечеру 1 августа 1849 года мы возвратились на транспорт после 22-дневного плавания, сопряженного с постоянными трудностями и опасностями, ибо южные ветры, мгновенно свежея, разводили в водах лимана толчею и сулой, которыми заливало наши шлюпки настолько сильно, что часто приходилось выбрасываться
33
Гиляки на мысах Пронге, Уси и на Сахалине объяснили нам, разумеется, знаками, что посреди лимана существует глубокий канал, более 5 сажен (9 м); я обозначил эти указания на карте, насколько мог понять гиляков о его положении, но не имел, однако, никакой возможности проверить их, ибо шлюпки наши, при первой же попытке выйти на середину пролива, заливало.
Из этих исследований, в противоположность существовавшему до сего мнению относительно устья Амура, его лимана и Сахалина, оказалось: а) что Сахалин не полуостров, а остров; б) что вход в лиман из Татарского залива {55} через открытый нами 22 июля 1849 года пролив доступен для морских судов всех рангов, а с севера, из Охотского моря (а также и сообщение через лиман Татарского пролива с этим морем), для судов, сидящих в воде до 23 футов (6,9 м), и, наконец, в) что в устье Амура из Татарского пролива могут проходить суда с осадкою до 15 футов (4,5 м), а из Охотского моря суда, сидящие в воде до 12 футов (3,6 м).
Разрешив, таким образом, главные вопросы о характере устья Амура, Амурского лимана и Сахалина и убедившись на опыте, что точное определение направления лоцманских каналов, извивающихся между отрывистыми лайдами и банками, с теми ничтожными средствами, какие мы имели, невозможно, и имея в виду, кроме того, непременное исполнение данных мне повелений: описать юго-восточный берег Охотского моря до Тугурской губы и не позже 15 сентября быть в Охотске, я 3 августа вышел из лимана и от горы князя Меньшикова начал опись материкового берега. Состояние его оказалось таково: от упомянутой горы, на протяжении
20 миль (37 км) к востоку-северо-востоку, тянется огромный залив, огражденный с моря низменными дресвяными кошками; в результате исследования этого залива, произведенного на шлюпках, оказалось, что вход с моря между кошками в северную часть этого залива имеет бар с большими, чем у других баров, глубинами, а именно: 9 футов (2,7 м) в малую и 14 футов (4,2 м) в большую воду. Эту часть залива я назвал заливом Счастья, потому что он представляет единственную более или менее удобную близ лимана гавань. Продолжая далее описывать с транспорта берег, тянувшийся в направлении на северо-восток, мы дали ему правильное положение. На морских картах того времени берег этот был положен до такой степени ошибочно, что весь путь транспорта, проложенный на этих картах, лежал по сухому пути. Подойдя к возвышенному мысу Мухтель для осмотра виденной за этим мысом Ульбанской губы, я послал на вельботе мичмана Гроте, а сам на транспорте направился в Константиновский залив. После подробной описи и исследования берегов этого залива оказалось, что он не представляет ни в каком отношении удобств для основания в нем порта. Окончив его исследование, мы пошли в Ульбанскую губу, на соединение с мичманом Гроте. Подробная опись и исследование этой обширной губы обнаружили, что она представляет единственный на всем Охотском море закрытый от всех ветров обширный рейд. Эту губу я назвал заливом Св. Николая.
Карта лимана реки Амур по описи Невельского
По выходе из него у мыса Мухтель мы заштилили и заметили две черные точки, приближавшиеся от берега к транспорту. Это была байдарка с прапорщиком корпуса штурманов Дмитрием Ивановичем Орловым, состоявшим на службе Российско-Американской компании. Офицер этот был послан из Аяна с двоякой целью: во-первых, разыскать транспорт «Байкал», во-вторых, для установления торговых сношений с обитавшими на этих берегах тунгусами и гиляками. Орлов, следуя от Аяна вдоль берега, доходил до гилякского селения Коль, лежавшего в 25 милях к северо-востоку от залива Счастья (по-гилякски Искай). Ему приказано было, в случае встречи со мною, передать, что в Аяне ожидают меня важные распоряжения высшего правительства. Приняв на транспорт Орлова с его двумя байдарками, я 30 августа пошел в Аян, с тем чтобы поскорее отправить оттуда донесение князю Меньшикову о моей описи; 3 сентября я прибыл в Аян.
Глава десятая. Мнение правительства о действиях в низовьях Амура
Мое донесение князю Меньшикову от 3 сентября 1849 года. — Плавание Корсакова. — Путешествие генерал-губернатора на Камчатку и обратно. — Впечатление, произведенное моим донесением в Петербурге. — Повеление о переносе Охотского порта в Петропавловск и о заселении реки Маи
По приходе в Аян я в тот же день послал с курьером, капитаном М. С. Корсаковым {56} следующее донесение князю А. С. Меньшикову.