Подводник

Прикли Нэт

Поскольку приводить племя к гибели Посланник Богини тоже был не намерен, в пещере следовало оставить достаточно туземцев, чтобы они могли обеспечить безопасность от возможных охотников за масками дому и еду для детей. Но десяти человек для этого хватило бы с избытком. Например, семерых матерей, три из которых имели по два малыша, и пару мужчин, чьи мысли наиболее агрессивны. А остальные…

— Не стоит терять времени, — выпрямился Найл, положив ладонь на рукоять меча. — Выступаем немедленно! Ты и ты, будете охранять пещеру и женщин. Матери остаются с детьми. Прочие со мной!

Разумеется,

Найл понимал, что на одном страхе долго держать в повиновении дикарей не удастся, а потому в первую очередь повел образовавшийся отряд в сторону от гор, на равнину, куда и потребовал от Назии сбросить большой запас воды, сухофруктов и копченой рыбы.

Узрев «чудо» и отведав «райской пищи», вдоволь напившись воды, туземцы вправду начали верить, что их дом посетил хозяин мертвых — иначе откуда могло взяться все то, что они сейчас чувствовали в своих руках? Но даже сомневающиеся больше не думали о побеге: на свободе, даже в родной пещере, так просто воды никто не даст. А уж отведать столь вкусных лакомств и мечтать не стоит.

К пещере победителей Посланник Богини вернулся на шестой день после выхода, и впервые узрел странное зрелище — театр теней подводного мира.

На матовом экране, отделявшем массу воды от жилища двуногих, изгибались, вскидывали руки, сталкивались и разделялись темные силуэты. В большинстве своем это были женщины, которые всячески подчеркивали гибкость своих тел, высоту груди, наличие волос. И разумеется, то, насколько быстро и легко у них раздвигаются ноги и сгибаются колени. Дикари, согласно своей вере, танцевали перед входом в пещеру. Наверное, они еще и пели — но этого слышно не было.

Предназначалось зрелище, как понимал Найл, не для него, а для Породителя Воздуха. Но он, хозяин мертвых, тоже был мужчиной, и сразу ощутил здоровое желание. Будь он еще и хозяином темного мира, обитающим среди рыб и водорослей, — отдал бы этим танцовщицам их желанный Дом Света уже на второй день. А то и на первый.

Правитель поднырнул под мягкую стену, распугав танцовщиц, осмотрел дикарей и уверенно указал пальцем на двух молодых парней и трех бездетных женщин:

— Вы пойдете со мной. Надевайте маски.

Троих мужчин и трех женщин для сохранения дома должно хватить, так что и с этим племенем совесть Посланника Богини была чиста. Ничего с их домом не случится. И даже в самом худшем случае, если ушедших с ним постигнет беда — род не погибнет. Дети есть, женщины и мужчины есть. Так что, даже если и вымрут — то только естественным путем.

Дикари покорно поднялись и побрели к выходу. Они понимали, что хозяин мертвых может звать их только в одно место — но стараниями Скользкого Плавника не очень боялись смерти. Да и поведение самого Найла во время отдыха в пещере не вызывало отторжения от необходимости перейти под его власть навсегда.

— Не бойтесь, — не выдержал правитель. — Вернетесь все. Всех назад отпущу. Но сейчас: передвигайте ноги быстрее! Я тороплюсь.

Теперь в распоряжении Посланника Богини оказалось три десятка человек, для которых из города вот-вот должны были подвезти рабочий инструмент. От предвкушения скорого окончания своего

и без того затянувшегося путешествия Найл ощутил странную слабость в ногах и холодок между лопаток: неужели все? Неужели еще несколько дней, и Семя, закрепленное на конец длинной паутины, уйдет наверх, к свету, голубому небу, воздуху. А сам он сможет, наконец, развернуться и пойти домой, в Южные пески, в свой дворец, к Ямиссе и вечно чем-то недовольным горожанам. Теперь он считал каждый шаг, каждую минуты, что отделяла его от Семени. Но торопить туземцев было невозможно: вода не позволяла людям двигаться быстрее, нежели просто шагом. И потому переход занял все те же девять дней.

* * *

Увидев впереди залитые светом поля водорослей, в Найла окончательно уверовали даже самые стойкие в своих сомнениях дикари. Они жмурились на льющийся сверху свет, трогали водоросли, обрывали и пожирали бледно-зеленые листья и понимали, что действительно попали в иной мир, мир мертвых — потому, что действительность не может быть столь величественна и прекрасна. Под стоявший над Семенем шатер все они не поместились — но даже это никак не сказалось на восторге проведших всю свою жизнь во мраке людей.

Впрочем, корабли с инструментом все еще не подошли, а потому Посланник Богини потребовал от смертоносцев-капитанов сплести еще два шатра, и за несколько дней дикари успели надышать в них достаточно воздуха для спокойного ночлега и отдыха.

Наконец, в один из дней в рухнувших с небес мешках оказались длинные желтые долота и тяжелые кувалды на толстых деревянных рукоятках. Это означало, что пришли суда из города — и момент высшего наслаждения для впервые увидевших свежие фрукты туземцев совпал и с началом работы по спасению зародыша будущей Богини.

Найл расставил людей по кругу, немного большему размеров Семени, и объяснил, что нужно делать. Женщины держали долота, мужчины били кувалдами по верхним концам. Дно вокруг затряслось от могучих ударов, и прочная бронза начала вгрызаться в каменистый грунт. И вгрызаться с такой скоростью, что помощники не успевали выгребать из-под шатра кучи острых каменных осколков.

В первый же день люди углубились почти по пояс. На второй — их головы скрылись под водой. Как ни старалась жидкость помешать нормальной работе — но кувалды оказались слишком тяжелы, чтобы ее вязкость помешала наносить сильные удары. Перед третьим с начала раскопок сном Найл нырнул в яму и обнаружил, что над Семенем осталась только тонкая корка, толщиной от силы в две ладони.

С этого момента туземцы опять получили возможность валяться в шатрах или среди водорослей, смотреть по сторонам и от безделья попивать воду и поедать скинутое с флотилии вареное мясо. Они были в раю.

Одним днем Посланник Богини все-таки пожертвовал, давая грязи время осесть — иначе в яме ничего не удавалось разглядеть. А потом они с верной Нефтис вдвоем спустились вниз и принялись, продвигаясь по кругу, долбить камень по краям ямы. Теперь самым главным стало не повредить зародыш — и из-за этого приходилось кромсать плотный грунт заведомо дальше, нежели могла оказаться живая плоть.