Подводный саркофаг, или История никелированной совы

Волознев Игорь Валентинович

Мглистым сырым вечером начала февраля 1984 года Дыбов приехал на кунцевскую дачу в одной машине с генералом КГБ Мелиховым. Дыбов знал его мало, они встречались всего несколько раз, и то мельком, а сейчас ехали на дачу вместе, поскольку их вызвали к генсеку одновременно. О Мелихове он слышал, что тот выполняет особо деликатные поручения Андропова.

Старинная, огороженная монументальной металлической оградой дача, в которой некогда умер Сталин, встретила приехавших тишиной и почти полным безлюдьем. Но это безлюдье было кажущимся. Здесь каждый знал своё место и всё находилось под

строжайшим контролем. Дыбова и Мелихова, продержав с четверть часа в гостевой комнате, ввели в просторное помещение, где лежал генсек.

Исхудалый, пожелтевший, с уродливыми синими пятнами на высохшем лице, в тёмных очках, Андропов показался Дыбову сильно изменившимся за последние трое суток. Контр-адмирал знал, что позавчера вечером генсека хватил удар и состояние его резко ухудшилось, но действительность превзошла ожидания. Дни больного явно были сочтены. Дыбов огляделся в поисках совы и облегчённо вздохнул, увидев её на столе среди телефонов и медицинских приборов. Она стояла на расстоянии вытянутой руки от генсека, но тот уже вряд ли способен был дотянуться до неё.

В комнате находились охранники, доктора и секретари - все доверенные лица правителя. Дыбов видел их здесь почти всегда, когда приезжал к Андропову. Доктора сидели у приборов, секретари занимались бумагами или негромко звонили по телефонам. Из приборов, окружавших кровать, выделялись своим внушительным видом два американских аппарата "Искусственная почка", соединявшиеся с больным трубками и проводами. Когда появился Дыбов, один из секретарей читал генсеку какие-то бумаги. Андропов слушал безучастно. Иногда, впрочем, проявлял интерес. Шевелил губами. В такие моменты секретарь наклонялся и ловил его указания.

Чтение бумаг закончилось. Генсек повернул голову в сторону вошедших.

– Николай, - чуть слышно прошелестели сухие губы.

Мелихов с подобострастным поклоном приблизился.

– Да, Юрий Владимирович?

– Всё вбросил, что я велел?

– Всё в точности, Юрий Владимирович. У вас лёгкое простудное заболевание и вы скоро встанете на ноги.

– А в народе говорят, - прошептал диктатор, - что в меня стреляли, меня отравили, меня вообще уже нет в живых.

– Мои люди вбросили совершенно чёткую информацию про простудное заболевание, - ответил Мелихов.
– Народ верит, что в ближайшие дни вы поправитесь.

– Да, это правильно, - медленно проговорил генсек.
– Я поправлюсь... Встану на ноги... Назло ему встану...

Никто не осмелился уточнить, кого он имеет в виду, но всем, кто расслышал его слова, было ясно, что он говорит о Рейгане.

– Может быть, вбросить, что вас лечат каким-нибудь необычным методом?
– не слишком уверенно предложил генерал.
– Применяют, например, корейский бесконтактный массаж. Народ в такое верит охотно.

Андропов с минуту молчал.

– Да, пусть будет корейский массаж, - просипел он.
– Это хорошо. В это поверят...

Он снова умолк и молчал минут пять. Дыбов решил, что он заснул, как вдруг сухие губы снова шевельнулись:

– Николай!

Мелихов наклонился.

– Да-да, Юрий Владимирович?

– А вот ты мне скажи, почему не выполнил моё поручение насчёт

Монтеня?

– Это о том, что вы читаете Монтеня в подлиннике?
– уточнил Мелихов.
– Информация вброшена ещё месяц назад.

Генсек повернул голову в сторону секретаря. Тот быстро подошёл к кровати.

– Соедини с Алексом, - прошептал генсек.

– Одну минуту, - расторопный секретарь метнулся к телефону.

С трубкой в руке он вернулся к генсеку.

– Алекс на проводе, - сказал он.
– Что-нибудь передать ему, или сами поговорите?

– Сам.

Секретарь поднёс к нему трубку.

– Алекс, - прохрипел Андропов в микрофон.
– Твои люди слышали, что я читаю Монтеня в подлиннике?... Нет?... Не слышали?... А слух об этом уже месяц назад вброшен... Точно не слышали?... А слышали они, что я читаю Платона и Аристотеля?... Что они вообще слышали?... Стоп, ты по порядку говори... Что я был другом Дубчика и возражал против ввода войск в Афганистан. Это хорошо... Что я свободно владею четырьмя иностранными языками... И народ верит?... Что?... Правда, верит?... Ну хорошо, хорошо... А про Монтеня, значит, не слышно?... Ладно, работай...

Секретарь оторвал трубку от головы правителя.

– Твоё ведомство не дорабатывает, - генсек смотрел на Мелихова сквозь тёмные очки.
– До Алекса слух про Монтеня не дошёл.

– Ну, не знаю, Юрий Владимирович, - Мелихов выглядел растерянным.
– Мои люди вбросили эту информацию во многих местах... Даже непонятно, почему она до сих пор не зафиксирована...

– Не справляешься.

– Такой слух интересен прежде всего интеллигенции, и поэтому медленно распространяется, - пробормотал, оправдываясь, генерал.
– До широких масс он может вообще не дойти.

Дыбов наконец понял, чем занимается этот Мелихов. Он распускает нужные Андропову слухи.

Настроение контр-адмирала это открытие не улучшило. Будучи по натуре человеком наблюдательным, скептичным и наделённым изрядной дозой иронии, он и раньше подозревал, что ходившие по Москве слухи о событиях в верхах происходят из одного источника - КГБ, поскольку выгодны только одному человеку - Андропову. Теперь он получил этому наглядное подтверждение. В последние годы правления Брежнева, когда Андропов рвался к власти и стремился опорочить не только самого генсека, но и всех возможных конкурентов на кремлёвский престол, не иначе, как именно Мелихов и его люди занимались распространением слухов о брежневской дочке, её любовниках, аферах с бриллиантами и разбитых эрмитажных сервизах. Полуправда в них тонко переплеталась с откровенной ложью.

"Достиг вершины, а по-прежнему распускает слухи, - меланхолично думал Дыбов, глядя на парализованного правителя.
– И даже в большем количестве, чем прежде. Только сейчас про самого себя. Интеллигенции хочет показать, какой он либеральный, а народу - какой он непреклонный в борьбе со взяточниками и тунеядцами... Ведомство Мелихова их распространяет, а ведомство некоего Алекса, наоборот, собирает. То есть, фактически, контролирует работу Мелихова... Удивительное дело. То, о чём нельзя открыто написать в газетах, приходится распространять в виде слухов..."