Подземелья Лондона
Шрифт:
«Серый Нед, — подумал Финн. — Героический мул». Мул, которого точно можно славить в стихах. Финн еще никогда не пробовал себя в поэзии, и сейчас было самое время начать. Для проверки он решил подобрать рифму к «Клара», что казалось вполне легко. Но на ум не приходило ничего, кроме «Сара» — так звучало имя матери девушки и совсем не годилось. «Сахара», — произнес про себя Финн с некоторым удовлетворением — великая пустынная страна. Но что Кларе делать в арабской пустыне? Не придется ли спасать ее еще и там?
Потом из памяти всплыл рассказ о Джордже из Доброй Старой Англии, верхом на скакуне Байарде въезжающем в
25
Персонажи английской народной сказки о семи могучих крестоносцах.
Задолго до рассвета они с Недом миновали Гринвич и влились в густеющую толпу торговцев, фермеров и разнорабочих, которая текла в Лондон. Пеший люд обгоняли тяжелогруженые тележки и фургоны, направлявшиеся в сторону Ковент-Гардена, Брик-лейн и Портобелло-роуд. Когда небо на западе посветлело, а звезды поблекли, Финн уже ехал по Боро-Хай-стрит, мимо церкви Святого великомученика Георгия, перед которой приподнял кепку. Он свернул во двор Джордж-Инн», где служил знакомый конюх — дряхлый валлиец по имени Арвин, прежде, незадолго до смерти матери Финна, служивший в цирке Хэппи. Долго искать знакомца не пришлось: во дворе весело пылал костер, у которого старик полировал кожаное сиденье катафалка — черная краска с красной каймой сверкала отблесками огня.
— Что, Финн, снова в Лондоне? — невозмутимо поинтересовался Арвин. — Вроде, слышал, ты устрицами промышляешь с Квадратным Дейви?
— Я теперь в Айлсфорде, живу у хороших людей. Ухаживаю за слоном.
— Всегда мне слоны нравились, — кивнул Арвин. — Хорошие звери, когда с ними правильно обращаются.
— Странная повозка, — заметил Финн. — Что, сама Смерть останавливается у «Джорджа»?
— Можно сказать и так! Но вообще-то церковь Святого Георгия рядом. Навожу вот блеск в ожидании рассвета… А это что за парень?
— Нед Лудд. Один из самых замечательных цирковых мулов. Лучшего еще не рождалось. Арвин, можешь подержать его пару дней?
— Еще спрашиваешь, сынок! А деньги свои убери, ни к чему они.
Финн потряс руку старику и заверил Неда, что скоро вернется за ним.
Когда Арвин повел мула в стойло, парнишка закинул в костер объявление, что лежало в кошельке Матушки Ласвелл — адрес он запомнил, а попадаться с такой штукой себе дороже, — и зашел в гостиницу. Десятью минутами позже он уже шагал по Лондонскому мосту, на ходу завтракая хлебом и сыром.
XIV
ВИД С РЕКИ
— Вот она — пещера Аладдина! — воскликнул Гилберт Фробишер. Они с Сент-Ивом стояли на деревянной площадке длиной футов тридцать, настеленной на импровизированных лесах, возведенных над провалом. К настилу вела деревянная же лестница. Мусор обрушения — фрагменты здания, камни и грязь, принесенная Темзой, — круто сползал вниз, в темноту
Позади Фробишера и Сент-Ива возвышались опоры берега Темзы — дубовые балки шестидюймовой толщины, укрепленные глубоко вбитыми сваями. Ниже бурлила река. Надвигался прилив, ручьи струились между досками, и помост был мокрым и скользким. Запах тут стоял неописуемый — тухлая вода, мокрое дерево и усиливающийся смрад тел, заваленных месивом из песка, битого камня и смолы, которое скоро заполнит дыру. Каменные плиты, предназначенные для мощения отремонтированной набережной, станут и надгробиями безвременно погибшим людям.
Из-за смерти Джеймса Хэрроу Бюро работ радикально сократило программу экспедиции и число участников. Сент-Иву и сэру Гилберту, которые получили разрешение на использование снаряжения, пригодного для увеселительной экскурсии, но не для настоящей исследовательской работы, вдвоем предстояло спуститься и подняться, уложившись в шесть часов. Табби Фробишер и Хасбро, освещенные фонарем, висевшим на шесте в конце помоста, перетаскивали к входу в бездну остатки оборудования — лампу Румкорфа с полагающимися к ней индукционной катушкой и батареями, компасы, бухту троса и прочие вещи, спешно отобранные из массы всего того, что Гилберт надеялся взять с собой. Лампа с хрупкой трубкой Гейслера была упакована в корзину и переложена матерчатыми мешочками, набитыми сосновыми иглами. Многоцелевой ранец Сент-Ива вмещал в себя индукционную катушку и батарею, полностью занявшие центральное отделение. Для сбора образцов оставались только наружные карманы рюкзака — часть из них были обработана натуральным каучуком, что позволяло помещать туда влажные или условно опасные предметы и объекты.
Сент-Ив от всего сердца желал, чтобы Табби и Хасбро пошли с ними, поскольку Гилберт Фробишер — очень щедрый и весьма достойный человек — был уже немолод и временами опасно порывист. Весил он где-то около восемнадцати стоунов и легко начинал задыхаться. Однако нынче рано утром мистер Льюис, агент сэра Гилберта в Бюро работ, предупредил его, что начальство грозится вообще запретить экспедицию в связи с гибелью бедняги Хэрроу. Недовольное ворчание исходило от самого Джеймса Мак-Нагтена Хогга, главы Бюро, невероятно чувствительного к любому намеку на скандал или дурное мнение после недавних обвинений в коррупции. Провал унес множество жизней, и экспедиция могла усугубить эту дурную славу. Льюис предложил Гилберту отправиться пораньше, чтобы не попасть под полный запрет, которым чревато промедление.
— Если солнце все же покажется из-за этих инфернальных облаков, — сказал Фробишер-старший, стаскивая шлем с мягкой набивкой и вытирая лоб носовым платком, — вы сможете различить нечто похожее на слегка выгнутую кровлю галереи, уходящей вниз и налево, ниже по склону, — природного, полагаю, происхождения, с узким входом. Именно там нашли гагару, великолепно сохранившуюся, хотя и облепленную мерзко вонявшими грибами, которые пристали к птице повсюду и, возможно, медленно ее поедали. По крайней мере, так предположил Хэрроу, когда Льюис отдал ему эту птицу. Что находится за тем темным порталом, не ведает никто, хотя Божией волей нам двоим скоро удастся это узнать.