Подземелья Лубянки
Шрифт:
– Конечно, если бы склонить Слащова на нашу сторону… – Уншлихт мечтательно задумался. – Это будет бомба.
– Все предпосылки к этому есть. Ты правильно определил суть: Слащов – личность идейная. Вот на этой идейности его и можно привлечь… Ты наверняка знаешь, что месяц назад Врангель устроил над ним суд офицерской чести, уволил из армии: без пенсии и права ношения формы. В их войне с Врангелем многие офицеры занимают сторону Слащова. Его люди – даже под страхом трибунала – распространяют в лагерях антиврангелевскую книгу, которую он написал. В свою очередь, французы требуют от Врангеля арестовать Слащова, об этом открыто пишут эмигрантские газеты.
– То есть ты считаешь, что Врангеля он ненавидит больше, чем нас?
– Сегодня –
– Напраслина страшнее обличенья.
– Вот-вот: напраслина страшнее обличенья… У него есть только два пути. Либо замириться с Врангелем – но теперь это уже невозможно, слишком далеко зашла их вражда. Либо – прислониться к какой-то иной силе.
– Согласен, момент очень удачный… А есть у нас кто-то под Слащовым?
– Пока нет. Вот тебе и предстоит найти к нему подходы… Какие соображения?
– Н у… Если в Константинополе серьезных людей у нас нет, значит, нужно послать кого-то из центра… – Уншлихт замолчал, перебирая в памяти тех, кто смог бы выполнить это непростое задание. Этот – слишком горяч. У этого – нет опыта закордонной работы. Третий – не обучен языкам. И вдруг, точно молния, пронзило его. – Кажется, я придумал. Помнишь Якова Тененбаума?
– Тененбаум? Тот, что работал у нас в особотделе Западного фронта?
– Он самый.
– Считаешь, справится?
– Уверен. Проверенный, надежный товарищ. Прошел подполье. Французским владеет в совершенстве. Я за него ручаюсь, как за себя.
– Что ж, кандидатура, кажется, неплохая. Вместе с Менжинским встретьтесь с ним. Прощупайте. Но раньше времени – никаких деталей ему не сообщайте. На кону – слишком дорогая ставка…
…Через неделю, когда начальник особого отдела ВЧК Менжинский собрал секретное совещание по вопросу разложения врангелевцев, одним из участников его был и спешно вызванный в Центр Яков Тененбаум…
Константинополь. Февраль 1921 г.
По ночам ему часто снились теперь горы. Он жадно вдыхал хрустальный горный воздух, и, казалось, до белых шапок Эльбруса можно было дотронуться рукой. Но потом приходило утро, в окна врывалась иностранная разноголосица, крики извозчиков, итальянская и турецкая ругань, и тогда понимал он, что все это – и хрустальный воздух, и грозный Эльбрус, и яркая россыпь звезд на черном, пугающем небе – ушло безвозвратно, осталось в далеком прошлом. На смену Эльбрусу приходила душная комната в маленькой обшарпанной хибаре на окраине Константинополя, и от этого становилось ему тоскливо, одиноко и безнадежно грустно.
В марте 1918-го, после неудачной попытки поднять восстание в Ессентуках, он с горсткой людей ушел в Приэльбрусье. Те недели, что провел он в горах, остались в его памяти единым фрагментом счастья. Он был молод и удачлив, верил в себя, в свою звезду и свою будущность. В то, что пройдет каких-то пару месяцев, от силы – полгода – и схлынет прочь красное наваждение, наладится хорошая, прежняя жизнь. Ожидание боя он всегда любил больше, чем сами бои…
В аулы заходить они не решались. Спали под открытым небом. Но страха не было. Он засыпал и просыпался с предвкушением счастья: такое бывает только в молодости. Первое, что видел он, открывая глаза – белоснежные вершины Эльбруса. А внизу шумела горная речка. На противоположной стороне холма чабаны выгоняли отары. Издалека они казались похожими на рассыпанную шелуху семечек. Смешные суслики носились по полям, и прежде, чем юркнуть в нору, точно как часовые вскакивали на задние лапки…
Через три месяца он спустится вниз. В маленьком городке Баталпашинске [33]
Потом будет всякое. И триумфальный поход на Ставрополь. И первые генеральские погоны. Освобождение Екатеринослава. Многомесячная оборона Крыма.
33
Ныне – г. Черкесск.
34
Шкуро Андрей Григорьевич (1887-1947). Участник Первой мировой войны. В мае 1918 г. возглавил контрреволюционное восстание в Кисловодске, бежал на Кубань, где сформировал 10-тыс. отряд и занял Ставрополь. Затем командовал казачьей бригадой, дивизией, конным корпусом. Был произведен в генерал-лейтенанты, однако П. Врангель выгнал его из армии и в конце 1920 г. Ш. бежал из Крыма. Жил в эмиграции в Париже. После начала Второй мировой войны сотрудничал с гитлеровцами. Повешен по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.
Слава, пришедшая к нему на германском фронте, возрастет многократно – не в арифметической, в геометрической даже прогрессии.
В опушенной черным мехом белой короткой куртке, с неизменной буркой за плечами, в меховой же шапке (форму придумал сам, как, впрочем, и собственный образ), сказочным, былинным видением будет он проноситься перед войсками, первым бросаясь в бой. (В мае 1919-го, с пятью всего лишь конниками ворвался в Мелитополь, одним только видом своим, повергнув неприятеля в бегство.) А потом, после боя, объезжая части, не по уставу, будет бросать по рядам: «Спасибо, братья, что спасаете Русь святую. Земной от меня поклон…»
Рядом с ним – и в бою, и на привале – знаменитый золотоволосый юнкер Никита Нечволодов, – влюбленная в генерала сестра милосердия Нина Нечволодова, одетая в мужскую одежду; будущая его жена.
Ему было, что вспомнить. Хмель штыковой атаки. Гудящее по рядам эхо. Поражения и победы. А вот, поди ж ты – чаще всего вспоминал он именно эти, проведенные в горах три месяца – сусликов-часовых, шелуху отар, хрипы реки…
Где они теперь, его прежние слава и почести? Сгинули прочь вместе с великой державой. Вместо дачи царского министра Фредерикса в Ливадии – покосившийся домишко в Галате, на самой окраине европейского Константинополя. Вместо преданных, влюбленных до безумия солдат – косые взгляды соплеменников – таких же, как он бедолаг-эмигрантов, людей без роду, без племени…
Врангеля он не любил никогда, и прекрасно знал, что чувства эти – взаимны. Безумно, болезненно честолюбив был барон. Ревновал к слащовской популярности, к солдатской любви.
А ведь он, Слащов, пытался сделать все возможное, замириться, не доводить дела до греха. Когда в марте 1920-го стало ясно, что Деникин подает в отставку, пришел к нему пьяненький генерал Шиллинг [35] , вместе со своими войсками бежавший из Одессы в Крым.
– Яков Александрович, голуба моя, не дай Господь, если Антон Иваныча сменит выскочка Врангель.
35
Шиллинг Николай Николаевич (1870-1945). Выпускник Николаевского кадетского корпуса, 1-го военного Павловского училища. Первую мировую окончил в чине генерал-лейтенанта, командиром армейского корпуса. В Добрармии с лета 1918 г. Главноначальствующий Таврической губернией, командующий войсками в Одессе, вместе с которыми эвакуировался в Крым. Эмигрировал в Чехословакию, умер в Праге.