Подземелья Лубянки
Шрифт:
Негнущейся рукой Чанышев нацарапал Дутову записку – «Господин атаман, хватит нам ждать, пора начинать, все сделано. Готовы. Ждем только первого выстрела, тогда и мы спать не будем».
Записку повез Махмуд Хаджамиаров. Его, единственного, из всей группы (Чанышев, понятно, не в счет) Дутов знал лично: несколько раз он доставлял ему письма от «Князя».
Был уже вечер.
Дутовская охрана пропустила курьера беспрепятственно. Его спутник – Мукай Баймасаков – остался у входа в квартиру. Сам Чанышев встал возле дверей караулки, в которой отдыхала охрана.
План операции был продуман до мелочей. Трое боевиков ждали с лошадьми у ворот двора. Еще один – гарцевал подле въезда в крепость.
Медленно, как бы подчеркивая свое уважение
– Письмо его высокопревосходительству, – он согнулся в глубоком поклоне.
Дутов взял конверт, сел за стол…
Предоставим, впрочем, дальнейшее повествование самому убийце – Махмуду Хаджамиарову:
«При входе к Дутову я передал ему записку, тот стал ее читать, сидя на стуле за столом. Во время чтения я незаметно выхватил револьвер и выстрелил в грудь Дутову. Дутов упал со стула.
Бывший тут адъютант Дутова бросился ко мне, я выстрелил в упор ему в лоб. Тот упал, уронив со стула горевшую свечу. В темноте я нащупал Дутова ногой и выстрелил в него еще раз».
Прокатившиеся залпы послужили сигналом остальным боевикам. Тут же в упор был убит часовой. Несколькими выстрелами из нагана Чанышев загнал обратно в караулку кинувшихся было на подмогу солдат.
Отстреливаясь, разведчики вскочили на лошадей и поскакали из крепости прочь. Охранявшие ворота китайские солдаты не пытались даже им помешать: пара предупредительных выстрелов – и китайцев, как ветром сдуло…
8 февраля в Кульдже тело Дутова было предано земле. Чанышев и его люди убедились в этом лично: до такой степени были заинструктированы они, что не осмеливались вернуться назад, прежде чем окончательно не уверятся в том, что дело сделано.
Через три дня, 11 февраля, на имя председателя Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК Сокольникова [25] , из Ташкента ушла радостная телеграмма: «посланными через джаркентскую группу коммунистов шестого февраля убит генерал Дутов и его адъютант и два казака личной свиты атамана точка наши сегодня благополучно вернулись Джаркент точка».
Рукописная пометка на бланке телеграммы свидетельствует о том, что ее копия была направлена самому высокому адресату – Центральному комитету партии.
25
1 Сокольников Григорий Яковлевич (1888-1939). В 1918 г. – председатель Советской делегации на переговорах с Германией, подписал Брестский мир. С 1920 г. – председатель Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК РСФСР. В 1921 г. – зам. наркома, в 1922-26 гг. – нарком финансов. С 1926 г. – зампред Госплана СССР, с 1928 г. – председатель Нефтесиндиката, затем на дипломатической и хозяйственной работе. Репрессирован. Реабилитирован посмертно.
Вскоре все члены боевой группы были представлены председателем Джаркентской Чека к орденам Красного Знамени…
Убийство Дутова послужило толчком к окончательному разгрому осевшей в Китае контрреволюции.
В мае 1921 года с разрешения китайских властей красные отряды перешли границу и ворвались в дутовский лагерь. Уже через несколько часов от лагеря осталось одно пепелище.
Командование над осколками некогда могучей дутовской армии принял заместитель атамана – полковник Гербов. Он увел людей в Монголию, но и там настигли их чоновские клинки.
К осени 1921-го с дутовцами, унгерновцами, кайгородовцами, оренбуржцами – всеми, кто ушел за азиатский кордон – было покончено.
Время сантиментов кончилось. Наступала новая – безраздельно жестокая и очень кровавая эпоха, вожди которой взяли на вооружение старый лозунг монаховиезуитов: цель оправдывает средства…
Пройдет совсем немного времени и за советской разведкой надолго закрепится
Отступников, предателей, врагов народа будут похищать, убивать, травить, рубить альпенштоками во всех уголках земли.
Вождей белогвардейского общевоинского союза генералов Миллера и Кутепова [26] выкрадут прямо из центра Парижа. Подарит в Роттердаме будущий генерал Судоплатов заминированную коробку конфет главарю ОУН Коновальцу [27] . Найдут бездыханным в вашингтонском отеле невозвращенца орденоносца Кривицкого.
Десятки (а может и сотни – кто знает?) жизней будут принесены во славу великой имперской идее, ибо любая империя в первую очередь зиждется на страхе, и страх этот надлежит поддерживать постоянно: не дай Бог – погаснет.
26
Миллер Е. Н., Кутепов А. П. – подробнее см. главу «Бег генерала Слащова».
27
Коновалец Евген (1892-1938). Создатель организации украинских националистов ОУН. Активно сотрудничал с гитлеровской разведкой. Ликвидирован НКВД.
И именно выстрелы в суйдунской крепости были прологом, прелюдией к этому великому жертвоприношению. Даже у бесконечности есть свое начало…
Александр Дутов был фаталистом – он свято верил в судьбу. А как иначе: коли не судьба, не гремело бы имя атамана по всей России.
«Если суждено быть убитым, то никакие караулы не помогут», – говорил Дутов.
Так и вышло…
БЕГ ГЕНЕРАЛА СЛАЩОВА
Хлудов: Но ведь нельзя же забывать, что ты не один возле меня. Есть и живые, повисли на моих ногах и тоже требуют. А? Судьба завязала их в один узел со мной, и их теперь не отлепить от меня. Я с этим примирился. Одно мне непонятно. Ты. Как отделился ты один от длинной цепи лун и фонарей? Как ты ушел от вечного покоя?
Москва. Январь 1929 г.
Генерал спать ложился поздно: привычка, выработанная годами, еще с фронта. Обязательное чтение. Разбор документов.
Бумаги он всегда просматривал вдумчиво, подчеркивая аккуратно подстриженным ногтем ключевые фразы, чтобы потом вернуться к ним снова: еще в Павловском училище слыл среди юнкеров тугодумом.
Генерал любил эти вечерние неспешные часы, когда время замедляет свой неумолимо-жестокий бег. Только вечерами он мог побыть наедине с самим собой, точно змеиную кожу сбросить с себя груз условностей и правил, и снова – пусть хотя бы мысленно – стать тем генералом Слащовым, чье одно только имя поднимало солдат в атаку и вселяло во врагов дикий, мистическо-необъяснимый ужас: сотнями бросали оружие и бежали без оглядки прочь.
Мерно тикают старинные с боем часы. Под кошачье мурлыканье вяжет что-то жена: верная его соратница, прошедшая вместе с ним сестрой милосердия весь Крым.
Может, это и есть настоящее, истинное, пусть и тихое счастье? Может, о нем и мечтал он всю свою жизнь – умереть не на поле боя или в лазарете, а отойти в собственной мягкой постели?…
Даже самому себе не мог он ответить на этот вопрос: есть вещи, не подвластные человеческому разумению.
Трель звонка вывела генерала из забытья. Он недовольно встал, одернул гимнастерку – за годы службы форма точно приросла к нему, даже дома не расставался с ней, (военный человек, считал он, должен быть военным неизменно, 24 часа в сутки, ибо военная служба – не работа, а образ жизни).