Подземелья Лубянки
Шрифт:
Напрасно Медведев обивал пороги, доказывая, унижаясь, клянясь. Никому не было дела, как относится он к своему брату. («Если бы человеку было предоставлено право выбирать себе братьев, я не выбрал себе такого» – сказано в одном из медведевских рапортов.) Его брат, родная кровь – враг народа, и этого уже достаточно. В 1937-м Медведева увольняют из органов по компрометирующим обстоятельствам,.
«Вам нечего у нас делать, – говорит ему начальник отдела кадров, когда Медведев в очередной раз приходит искать правду. – Больше сюда не заходите».
Возможно, окажись на его месте кто-то другой, за благо посчитал бы это увольнение. Эка
Другой, но не Медведев. Он забрасывает рапортами наркомат, пишет главному редактору «Правды» Кольцову [162] , лично товарищу Сталину.
Письма в Москву и Киев идут долго. К тому времени, как доходят они, адресаты их сами оказываются уже на тюремных нарах – чистки в НКВД набирают обороты день ото дня – и это еще сильнее укрепляет Медведева в собственной убежденности. Так вот, значит, в чем была причина его злоключений. Теперь все ясно: в НКВД засели враги, избивающие честные кадры…
162
Кольцов (Фридлянд) Михаил Ефимович (1898-1940). Известный журналист, литератор, общественный деятель. Основатель и главный редактор журнала «Огонек». Был депутатом Верховного совета СССР. Незадолго до ареста стал главным редактором «Правды». Репрессирован. Посмертно реабилитирован.
Как это здорово – находить простые ответы на самые сложные ответы. И как это тяжело – разочаровываться потом в найденной простоте.
Новые начальники оказываются точно такими же, как и их предшественники. Сначала Медведев получает в ответ отписки. Потом перестают приходить и отписки.
Через несколько месяцев, устав от бессилия и отчаянья, Медведев отправляется за правдой в Москву. Ночует, где придется – на вокзалах, в парках, у знакомых. Живет впроголодь – деньги у него на исходе.
«Я живу в Москве около трех месяцев не прописанным, т.к. негде прописываться, – пишет он одному из высших чинов НКВД. – Ночую, где настанет ночь! Без копейки денег! И я готов бы жить еще столько же, лишь бы ускорить решение моего вопроса!»
В личном деле Медведева оседают десятки его новых рапортов. Читать спокойно их невозможно.
«Пишу рапорта на имя тов. Ежова, – это из его обращения главному редактору „Правды“ Кольцову (тоже, кстати, впоследствии репрессированному). – Прошу расследовать мое дело, доказываю, что в отношении меня допущена ошибка, указываю, что приказ, изданный без проверки, поставил под удар мою партийность, звоню по телефонам – ничего не помогает!
Секретариат мои рапорта тов. Ежову не докладывает, а пересылает в отдел кадров – главный виновник в моем вопросе (да и только ли в моем?!). В отделе кадров со мною и по телефону не желают разговаривать. Одним словом – враг!
Мои товарищи, знающие меня десяток лет, частью совершенно отвернулись от меня и боятся со мной раскланиваться, другие – пускали ночевать и кормили с условием, чтобы об этом никто не узнал. В Харькове отдельных товарищей уже обвинили в том, что они были близки со мною!»
Недаром НКВД именуют «всевидящим оком». Все передвижения Медведева, все его встречи с друзьями тщательно отслеживаются, фиксируются. Почетный чекист сам попадает под колпак вчерашних соратников.
Приведем один только документ:
Агентурно
Принял у резидента
«Маслова» Несвижский
Медведев Дмитрий Николаевич работник НКВД проживает в гостинице «Москва» в № 616 у другого работника НКВД – Полещука.
Источник хорошо знает самого Медведева, в частности, его брата Медведева Александра Николаевича. (…)
Источник подозревает, что Дмитрий Николаевич Медведев скрывает, что у него есть брат, боровшийся против партии. Об этом говорит тот факт, что когда источник спросил его, был ли он у родителей, проживающих в Москве, то он заявил, что не был, что не пойдет туда, и просил источника не говорить его родителям, что он в Москве.
Казалось бы, судьба Медведева предрешена. Вслед за увольнением неминуемо должен последовать и арест. Так поступают со всеми «подозрительными» элементами, а уж в особенности с такими упрямыми.
Но Медведев не сдается.
«Пошлите меня на любой труднейший участок чекистской работы, дайте мне возможность дальше бороться с врагами с удесятеренными силами и доказывать свою преданность партии», – с какой-то просто маниакальной настойчивостью требует он.
Уже подошли к концу все деньги. Он пытается продержаться в Москве как можно дольше, питается одним хлебом, но наступившие холода гонят его обратно. Никто из прежних знакомых ночевать Медведева уже не пускает – опасно, а в парках зимой не больно поспишь.
Но едва приходит весна, он вновь отправляется в Москву. Доведенный до отчаянья чекист готов на самые крайние меры.
14 марта 1938 года он объявляет «смертельную голодовку» в центральном вестибюле Курского вокзала прямо под портретом Сталина, о чем заблаговременно уведомляет инстанции.
И тут происходит истинное чудо – по-другому и не скажешь. Огромная партийно-бюрократическая машина уступает воле и упорству одного-единственного капитана государственной безопасности.
Трудно сказать, что именно повлияло в конечном счете на судьбу Медведева: его настойчивость, близящиеся перемены в НКВД, что-то еще. Факт остается фактом – Медведева восстанавливают в органах.
Заключение
1938 года марта 31 дня. Я, пом. нач. 1 отделения Особоуполномоченного НКВД СССР капитан госуд. безопасности Медведев М., рассмотрев поступивший из Отдела Кадров НКВД СССР материал в отношении капитана гос. безопасности Медведева Дмитрия Николаевича, -
полагал бы:
Медведева Дмитрия Николаевича, рожд. 1898 года, служащего, члена ВКП (б) с 1920 года, в РККА с 1918 года, бывшего в плену у белых (Юденича), в органах с 1920 года – считать возможным использовать в органах НКВД, но вне системы ГУГБ.
Испытание четвертое
«Осенью 1939 года Медведева вызвали в Москву. В наркомате сообщили об увольнении по состоянию здоровья в запас, на пенсию» – так описывает новый поворот в жизни чекиста его биографии книга, изданная в серии «Жизнь замечательных людей».
Стоит ли говорить, что от правды это весьма и весьма далеко…
После восстановления в органах Медведев был направлен на Беломорско-Балтийский канал – «жемчужину» ГУЛАГа. Конечно, с его прежней деятельностью сравнить новое место службы было трудно. Взамен живой оперативной работы, которую любил он до беспамятства, – обслуживание заключенных, в подавляющем большинстве осужденных безвинно.