Подземная пирамида
Шрифт:
– Боюсь его. Никогда не забуду, что он сказал однажды, когда мы еще учились в начальной школе.
– Что же он сказал?
– Дети подрались, что в этом возрасте случается почти каждый день. Из-за чего-то одноклассники Ренни его поколотили. Не так, чтобы очень, просто всыпали ему немного. Ренни в слезах прибежал домой и, помнится, так и трясся от ярости. И без остановки орал, что еще посчитается с этой гнусной бандой, вот только вернется назад на планету Красного Солнца, приведет сюда тех и уничтожит вместе с ними все человечество.
– Глупости! Ведь он был тогда еще маленьким мальчиком.
– Знаю. Только с тех пор я не в силах забыть яростного и угрожающего Ренни.
– Вы думаете, что это имеет какое-то значение?
– Не знаю. Несомненно одно: Ренни пошел в отца, а я в маму. Конечно, слова: я думаю, что в Ренни доминируют гены отца, а во мне – матери, – звучат как-то очень банально и буднично. Ренни хочет быть таким, как они, а я – человеком. И всегда хотела бы быть им. Пожалуй, в этом и причина того, что нам так и не удалось стать по-настоящему близкими. И интересы у нас совсем разные.
– Что вы изучаете? – спросил я, почувствовав облегчение от того, что мне, может быть, удастся отвлечь внимание от мучительной исповеди.
– Я учусь на медицинском факультете.
– А Ренни?
– О, Ренни интересует все. Он учился одновременно в техническом вузе и на философском факультете. Ренни – живая энциклопедия. Ведь ему нужно знать все. Ему нужно будет отчитываться перед ними, рассказать о нас!
Внезапно она повернулась ко мне.
– А вы?
– Что – я?
– Почему вы частный детектив?
– Спросите что-нибудь полегче. Чем-то наложить.
– Вам нравится то, что вы делаете?
– Когда как. Иногда я воображаю себя этаким борцом за социальную справедливость.
– Не издевайтесь.
– Я не издеваюсь.
– А сейчас?
– Сейчас? Просто спасаю свою шкуру.
– Вы думаете, вам все удастся?
– Попробую. Хотя положение мое далеко не завидное.
– Сколько вам лет, Сэм?
– Тридцать. Это так важно?
– Не знаю. У вас есть жена?
– Была. Но не будем говорить о ней.
– Как хотите. Как вы думаете, Ренни улетит?
– Если ракета в исправности и мы ее найдем, да. Вам жаль его?
Она сделала странное, едва заметное движение рукой.
– Конечно, хотя вернее… даже не знаю. Я уже говорила, что мы никогда не были особенно близки. И, в конце концов, для него будет счастьем, если он сможет улететь… думаю, и для остальных тоже.
– А вы?
– Я бы хотела полностью оставаться человеком. Совсем человеком. И охотно обменяла бы свои решетчатые ребра на обычные.
Потом вдруг лицо ее омрачилось.
– Все-таки, я немного боюсь, – сказала она. – Боюсь Ренни. И боюсь за Землю, а в последнее время и все чаще вспоминаю тот день, когда Ренни прокричал, что уничтожит человечество.
Тут неожиданно для самого себя я потянулся к ней и взял ее руки в свои.
– Это
– Конечно, конечно, – пробормотала она в смущении и встала, чтобы направиться к дому. – Ренни улетит. И я не знаю, увижу ли его когда-нибудь снова…
Мы медленно шли через беседку, и не могу сказать, что мне это было неприятно.
Может быть, еще и потому, что пока мы не дошли до самого дома, она не отняла у меня свою руку.
Полчаса прошли, и я снова сидел напротив них в холле. Все смотрели на меня, будто видели впервые, а я попытался читать в их взглядах. Но не успел я там хоть что-нибудь вычитать, как Петер Силади встал, словно на заседании, и откашлялся.
– Дорогой мистер… э… Нельсон. Сейчас было бы неуместно пускаться в длинные рассуждения. Э… Речь идет о том, что мы, в конечном счете, находимся в крайне стесненном положении. И хотя вы, так сказать, буквально вломились в дом и… гм… ну… так сказать, незваный гость, у нас нет другого выбора, как довериться вам. За прошедшие полчасика мы тут немножко поговорили… и… гм… пришли к соглашению, что у нас нет причин не доверять вам. В конце концов, не так уж и многим мы рискуем. Вот. Это все.
Я задумался, встать ли и мне, но все-таки решил сидеть.
– Будущее даст вам ответ на вопрос, правильно ли вы решили, – сказал я и почувствовал, как у меня с души свалился огромный камень. – За мной, во всяком случае, дело не станет…
– Какое дело? – спросил неожиданно Ренни и с любопытством уставился на меня своими ореховыми глазами.
– Ну, если все получится так, как мне хотелось бы, то все мы будем довольны. Вы улетите, следовательно, эксперимент пройдет успешно, а о возможном будущем науки и человечества и говорить не приходится.
– А вы?
– Мой черед придет лишь после этого. Но надеюсь, что и у меня все утрясется, как только над головой Джиральдини и Ренци разгладятся волны.
– Это довольно поэтический образ, – заметила одобрительно доктор Хубер.
Но это был отнюдь не образ. Я всерьез надеялся, что однажды волны Нила сомкнутся над трупами Джиральдини и Ренци.
Потому что если этого не случится, то, очевидно, там окажусь я.
Когда, наконец, ситуация прояснилась, я посчитал, что пора приступить к обсуждению деталей.
– Когда вы собираетесь уезжать? – спросил я.
– Где-то через неделю, – сказал Силади. – Дело в том, что мы тем временем отпразднуем двадцатидвухлетие Ренни.
– Это имеет какое-то особое значение?
– Ну,., собственно, нет. Только… когда… словом, когда мать уже носила Ренни, мы решили, что отправимся, как только он закончит свою учебу… Вскоре после того, как ему исполнится двадцать два года.
– Все еще не понимаю, почему именно тогда.
– Потому что… Ведите ли, мистер Нельсон… Просто мы не можем даже предположить, как долго он будет в руги.