Подземная война
Шрифт:
То тут, то там вздымались стены высокого камыша, над головами носились стрекозы и путникам казалось, что они шли вдоль какой-нибудь реки или большого озера. Однако сухие участки дороги перемежались с мокрым песком и кочковатой глиной, приходилось скакать с места на место, а в иных местах Бурраш брал на загривок Ламтака – тому было не перепрыгнуть между кочки там, где воды было слишком много.
Наконец, они пошли в гору. Болотца с лягушками и тиной остались позади, а им на смену пришли заросли прибрежных кустарников, которые цвели медовыми цветами, привлекая
За медовыми кустарниками был луг, но и дорога пошла в гору круче. Теперь, Мартин с Рони, думали о том, как бы не пришлось подталкивать мулов под зад, однако не потребовалось. Дорога стала петлять по склону, тем самым, заметно удлиняясь, однако становясь более пологой.
Неприятности долгого пути скрашивались обилием луговых цветов, которые, наполненные влагой, цвели в полную силу без всякой экономии солнечного света. Синие васильки, алые маки, желтые тюльпаны и тюльпаны розовые. Фиалки – в низинах, львиный зев на пригорках и поверх всего этого великолепия – не прекращавшееся гудение пчел и шмелей.
Помимо пчел, здесь порхали бабочки и залетали с низинных болот хищные стрекозы. Они хватали зазевавшихся мошек и уносились прочь, оставляя бабочек и пчел заниматься своими делами.
– Ох и запах! Даже голова кружится, – признавался Рони.
– Это, братец, не запах, это – ароматы, – поправил его Мартин. – А запах был в тюремной камере, я его очень хорошо помню.
– Как же ты его различал, если двадцать лет дышал одним и тем же? – спросил наблюдательный Ламтак.
– А по осени. Летом вроде нормально, а потом наступала осень, становилось холоднее и в окно поступал студеный свежий воздух, который был как… я даже не знаю с чем сравнить. Но вдыхая его, я понимал, что он и есть чистый, а в моей камере – только смрад.
Наконец, они выбрались из сырой долины и потянулась прежняя – пыльная дорога, прорезавшая старые холмы. Навстречу попадались одинокие телеги местных крестьян, которые, при виде чужаков, торопливо снимали шапки и кланялись.
– Запуганные они здесь, – сказал Мартин. – Хотелось бы знать – почему.
– Да чего тут знать, граница рядом, стало быть, шерифы и разбойники – вот кто гнобит деревенских, – пояснил Бурраш.
– Ну, может и так, – согласился Мартин.
Навстречу показались два быка и погонявший их мальчик. Быки шли по обочине, поднимая пыль, а мальчик с хворостинкой шел следом, стараясь не смотреть на встречных путников.
На нем была рваная рубаха и такие же расползавшиеся штаны. Мартин вышел ему навстречу и протянул пару медных монет, так его задела эта безысходная бедность.
– Спасибо, дяденька, – прошептал мальчуган, ничуть не порадовавшись такой премии, которой, при его жизни, хватило бы на пару недель.
Отряд двигался дальше, Мартин думал о несчастном ребенке, а когда обернулся – никого не увидел. Ни быков, ни пыли
– Эй, а как же… – он даже остановился, не веря собственным глазам. Остановились и остальные, кроме двух мулов, которым было все равно.
– Что же это было, а? – обратился Мартин к своим товарищам.
– Наваждение это, – сказал Ламтак, глядя на пустую дорогу. – В здешних местах такое и прежде бывало.
Следующие пять миль они проделали в полной тишине. Каждый думал о своем.
– Ты когда жениться думаешь? – спросил вдруг Бурраш, обращаясь к Рони.
– Я, что ли? – удивился тот.
– А кто еще?
– Ну… вон, пусть прежде Ламтак, – попытался перевести разговор Рони.
– Мне дела нужно выправить, а уже потом жениться, – сказал гном.
– У вас что, неважно сколько тебе лет и когда жениться потребуется? – уточнил Рони.
– Сколько лет – неважно. А вот, какое хозяйство у гнома, это очень важно. Если нету дохода – нету невесты. Никто не отдаст глинпу гному, который на подножном корме или там – наемный боец.
– Рони, Бурраш именно тебя спрашивал – когда женишься, – поправил разговор Мартин, скрывая улыбку.
– А, ну это… – Рони забегал глазами, не зная что сказать. – Я молодой еще, не нагулялся.
Остальные засмеялись, но, вспомнив о недавнем наваждении, снова стихли.
Так они и топали еще пять миль, пока впереди не показалось малое войско – двадцать кавалеристов в голубых мундирах с золотыми карнейскими гербами.
– Ишь ты! – издалека заприметив их, произнес Бурраш.
– Да уж, – согласился Мартин, исполнявший в группе должность начальника.
Это был отряд пограничных шерифов, которые скакали двумя колоннами во всю ширину дороги, но увидев неизвестный отряд, который держался своей стороны, были вынуждены выстроится в одну колонну и проследовать мимо, посылая вслед незнакомцам полные негодования взгляды.
Здесь было принято сходить на обочину и пропускать королевских слуг, а эти позволили себе немыслимое и за это их следовало наказать.
Когда колонны разминулись, глава шерифов поднял руку и все его всадники остановились.
– Сержант Плашнер!
– Я здесь, мой лейтенант! – отозвался названный, выезжая на обочину.
– Плашнер, ты должен проследить куда проследует эта группа и сообщить мне в Местонге.
– Слушаюсь, мой лейтенант!
Между тем, Мартин и его друзья продолжали бодро шагать в сторону ингландской границы, не замечая готовящихся проблем.
– Там, вроде, кто-то за нами едет, – сказал Рони, когда они, сбавив шаг в обеденное время, искали место, чтобы остановиться и перекусить.
Бурраш встал на стремя и поглядев назад, сказал:
– Верховой какой-то, на солдата похож. Никуда не спешит.
Они сели и пообедали. Потом снова встали на дорогу и опять позади себя заметили верхового.
– Что же он – никуда не ехал? – удивился Рони.
– Может и не ехал… – сказал Ламтак.
– Я могу засесть тут на обочине и расспросить его, – предложил Бурраш.