Подземная война
Шрифт:
– Ты чего его там прижал, пусть сюда идет, – сказал Нордквист присаживаясь на крыльцо.
– Дык это, командир, мне чего-то показалось, что это не он. А вроде и он, – Тартенс оглянулся на обиженного гнома. – Вот я и решил, что лучше пере-того, чем недо-того.
И решив, что удачно пошутил, охранник засмеялся.
– Все в порядке, оставь нас.
Охранник поднялся в дом, гном подошел ближе и приглядевшись к нему, Нордквист сказал:
– А ты и вправду какой-то не такой.
– Да все я такой,
– А-а, точно, – согласился Нордквист. – А чего, сам-то не мог?
– Что значит сам? Это же борода! А борода для гнома…
– Ладно, не пыхти, – одернул его Нордквист, чувствуя, что брюхо на этого визитера плохо реагирует. – Говори по делу.
– А по делу, – Дунлап снял шапку, почесал голову и снова надел. – Мартин и его шайка пока залегли у нас.
– А чего, не сделали дело?
– Там история приключилась такая, что они пришли, а людей в деревне потаскали и даже черных орков, как щенков в мешке унесли.
– Вот так дела! – поразился Нордквист. – И чего это такое оказалось?
– Да пока непонятно. В деревне нашли только одного, которого пополам разрубили.
– Пополам?
– Да, они сказали – одним ударом.
– Понятно.
– Чего понятно?
– Если у тебя все, иди домой, не то хватятся, а тебя нету.
– Я сказал что задержусь, но…
Гном поправил бороду.
– Но, пожалуй, пойду, если что – сообщу немедленно.
– Скатертью дорога, – пробурчал Нордквист, недовольный тем, что первоначальный план приходится менять. Они надеялись, что выполнив задание гномов, Мартин пойдет к хранилищу золотых монет, но теперь он задерживался на неизвестный срок.
– Ну что, командир? – спросил Тартенс, выходя на крыльцо.
– Ушел твой любимец.
– А сказал чего?
– Садись.
Тартенс уселся на крыльцо и доски под ним скрипнули.
– Ландфайтер людей из деревни покрал, а одного разделал.
– Да ты что? Это гном сказал?
– Он самый. Счастливчик пошел на сечу, а сечь то и некого – деревня пустая – мясники опустошили.
– Оба-на! И чего теперь делать будем?
– Пока ждать. А выпадет случай – поджарим Ландфайтера.
– Как же, поджаришь его, он сам кого хочешь поджарит, да перед этим еще кишки выпустит! У него людей полно, командир, его в лоб не свалишь.
– У меня на его лоб своя хитрость имеется.
– Какая хитрость?
– А вот принеси мой мешок.
Тартенс убежал в дом и вскоре вернулся с дорожным мешком Нордквиста.
Тот развязал его, забрался руками на самое дно – под смены белья, новые штаны и шелковые рубашки и вытащил нечто завернутое в холщовую салфетку.
– Ой! И чего это? – спросил Тартенс.
Нордвист развязал веревочку и размотав салфетку, положил на ладонь нечто напоминающее большое веретено, с привязанной к ней
– И чего это?
– «Ксантимия фламе», – пояснил Нордквист, бережно оглаживая непонятную штуку.
– Это ты по-каковски сказал?
– По-заморски.
– Ну, а чего она делает, эта флама?
– Она может две дюжины человек, стоящие перед ней, сделать калеками.
– Это что? Порубит на куски? – уточнил Тартенс и захихикал, настолько нелепой казалась ему эта мысль. Какая-то медь да дерево и чтобы две дюжины бойцов в канаву отправить.
– Нет, дурак, все намного страшнее. Они сожжет их так, чтобы будут орать три дня и помрут в страшных мучениях.
– Ну… – Тартенс взглянул на непонятную штуку другими глазами. – Ну и откуда тут огонь, если даже медь холодная?
– Вот из этого места. Жерло называется.
– Жерло, – завороженно произнес Тартенс. – А когда огонь-то?
– С этим, брат, шутить нельзя. Тут вот колесико для огня, ключиком заводишь, палочку дергаешь и пламя выходит страшное шагов на восемь шарашит, так что одни уголья.
– Так Ландфайтер, вроде, колдун немного. Не?
– Есть такое дело, – вздохнул Нордквист. – А колдовство только огнем и пересилишь. Если хотим на дороге хозяевами стать, с Ландфайтером схлестнуться придется. И тогда эта штука нам здорово пригодится.
С этими словами Нордквист любовно завернул «ксантимию фламе» в тряпицу и убрал в мешок.
Вечером группе капитана ван Гульца пришлось остановиться возле небольшого водоема – круглого озерца, заросшего по берегам осокой и кувшинками, но имевшим достаточно чистой воды, чтобы искупаться.
– Заночуем здесь, – сказал ван Гульц. – Постираем подштанники, а то нехорошо в ставку к начальству ехать вонючими козлами.
Солдаты засмеялись. Отдых и купание сейчас было то, что нужно, ведь до ближайшего городка с трактиром оставалось не меньше четырех часов пути по темноте, а уж о том, чтобы там помыться не могло быть и речи. Мытье на постоялых дворах вообще не приветствовалось, а вот пьянство – пожалуйста. От пьянства постояльцев был весомый доход, а от мытья только суета и сырость.
В сумках солдат имелось достаточно сыра, хлеба и ветчины, чтобы организовать ужин у костра, а в слое песка на берегу, капитан разглядел серую глину – ею, как мыльной травой, можно было хорошо отстирывать белье.
Еще у капитана оставалось полмеры перегонки, но ее он решил оставить на завтра, на вечер после доклада – вчера на дороге, ван Гульц встретился с одним из посыльных тайной канцелярии – просто столкнулись на разъезде. От него капитан узнал, где теперь находилась передвижная ставка графа Абердина и куда ехать на доклад.