Подземный гром
Шрифт:
Ей как будто понравились эти слова, которые, как мне казалось, должны были прозвучать холодно и саркастически. Она одобрила мое благоразумие. Она с первого же взгляда решила, что я разумный человек, и ее крайне удивляет, что я позволил затянуть себя в безнадежное предприятие. Она решила дать мне добрый совет и готова была для этого даже рискнуть своей репутацией. Но почему бы нам, между прочим, не выпить вина? Вдобавок комната принадлежала не ей. Комнату снимала ее близкая подруга, у которой ревнивый муж, в минуту откровенности та проговорилась о комнате. Во всяком случае, недурно иметь пристанище, где можно отдохнуть от скучных обязанностей, не рискуя, что тебя потревожат бесцеремонные посетители.
Мне становилось не по себе. Мы выпили.
Однако Цедиция была слишком хитра и, возможно, слишком хорошо воспитана для откровенного допроса. Она выказала интерес к Бетике и стала расспрашивать о моих родителях. Разговор невольно увлек меня. Если бы не ощущение, что я попал в унизительное положение, он доставил бы мне удовольствие. Она была умная, сведущая женщина, и мне стало казаться, что я ей нравлюсь. Порой она как будто хотела внушить мне, чтобы я восстановил ее мужа против заговора и против Лукана, но я пропустил ее намеки мимо ушей. Она, конечно, знала, что я не могу повлиять на столь упрямого и безрассудного человека, как Сцевин. Я решительно не понимал этой женщины, и мне было неясно, какие мотивы руководят ею. Впрочем, то же самое можно было бы сказать обо всех моих римских знакомых, кроме, пожалуй, Марциала. Возможно, в ней говорила неудовлетворенная жажда власти, а вовсе не любовь, и ей хотелось играть роль в заговоре, от которого ее отстранял легкомысленный Сцевин, решив ни с кем не разделять опасность и учтиво держать жену на расстоянии. Какая тут любовь, просто обида на мужа. Заговор сам по себе, несомненно, не имел для нее значения. Она только досадовала, что Сцевин поглощен важным делом, от которого она отстранена. Во всех этих представителях высшего сословия Рима я чувствовал неимоверную холодность, раздражение и горечь, которые я не мог объяснить, как объяснял горечь Марциала. В этот момент я позабыл о преторианцах, в которых не почувствовал никакой жажды власти. Но они отнюдь не принадлежали к высшему обществу.
Хотя я продолжал испытывать унижение, эта сцена начинала мне нравиться. Я не был таким простаком, чтобы позволить этой властной и утонченной женщине обвести себя вокруг пальца. Ей ничего не удастся вытянуть из меня против моего желания. Меня даже забавляло, что она тратит столько искусства и уловок, меж тем как я так мало знал и не мог ей по-настоящему помочь. Теперь моей главной задачей было скрыть от нее незначительность своей особы. Пусть себе думает, что я гораздо ближе к Лукану, чем на самом деле. Что я, быть может, агент замешанных в заговор групп в Бетике и даже связан с такими высокими лицами, как Гальба в Испании и Оттон в Лузитании. Дело кончится тем, думалось мне, что я оставлю ее в дураках, как она задумала оставить меня.
Мы пили. Она выудила из меня рассказ про флейтистку. Как я и предполагал, Полла об этом знала. Один из рабов, подсматривавший у дверей, все рассказал служанкам. Полла наверняка ему за это платила. Сперва я отнекивался, потом признался и выложил все, как было. В сущности, этот эпизод ставил меня на
Видимо, она тоже это почувствовала. Слушая меня с чуть смущенной улыбкой, она неожиданно плеснула в меня вином. У нее изменилось выражение лица, ее лукавый взгляд я принял за дружественный, пожалуй, в нем даже сквозила насмешка, переходившая в вызов. Струйки вина стекали у меня по подбородку за воротник рубашки, и я уже не мог выдерживать свою тщательно обдуманную роль равнодушного наблюдателя, который находит естественным беседовать о политике в комнате, предназначенной для прелюбодеяния. Сейчас она волновала меня. В небольшой нише я заметил бронзового сатира, подозрительно навалившегося на гермафродита, при виде его мое возбуждение усилилось. Мой срывающийся голос доставил ей удовольствие, и ома попросила еще вина. Она приметила, как дрожит моя рука.
— Я буду вести честную игру, — заявила она и плеснула вином себе на грудь, как это сделала за обедом у Лукана, соблазняя меня.
Теперь я понял: ей хочется, чтобы я ее обнял, она хотела этого с самого начала. Но я все еще испытывал обиду и колебался, опасаясь, что она вновь меня оттолкнет, и не желая, чтобы она мучила мужчину, которого выбрала с холодной расчетливостью. Поэтому я отстранился и ничего не ответил. Она продолжала Смотреть мне в глаза, во взгляде ее по-прежнему светилась насмешка, но к ней примешивалось что-то новею.
— Что ты хочешь еще узнать? — спросил я тоном человека, заканчивающего скучный деловой разговор — Цифры вывоза шерсти из Бетики прямо-таки внушительны.
Она тихонько рассмеялась.
— Я многое хочу знать. Например, почему ты так робок.
— Мужчине свойственно опасаться, — ответил я наставительно, стараясь поддержать свое достоинство. — Но, надеюсь, я не лишен мужества. И вероятно, докажу это в свое время.
— Ты не понял моего вопроса, — ответила она с тихим смешком. — Я вовсе не имела в виду разговоры шепотком на политические темы. Вероятно, все это рассеется, как погибают всякие несбыточные мечты. Я думала о чем-то более серьезном. Ты еще не решил, какую роль тебе играть в нашем мире. Я даже думаю, что тебя соблазняет эта игра Марка и моего мужа, ибо таким образом ты можешь выдвинуться.
— Я бедный провинциал, — перебил я ее.
— Марциал беднее тебя, однако он ненавидит всех, у кого власть и толстый кошелек. И твердо стоит на своей почве. Вот это, я понимаю, мужчина.
Я встал.
— К чему были все эти приготовления, матрона, если ты хотела оскорбить меня самым обычным путем? Ты говоришь, что я неполноценный мужчина и не способен дать надлежащий ответ, хоть я, пожалуй, тоже способен испытывать ненависть к тем, кто нагло угнетает слабых…
Она громко рассмеялась, прижав руку к груди.
— Милый мой Луций, как легко тебя расстроить. В самом деле, ты бедный провинциал, но ты можешь сразу разбогатеть, когда твой отец услужливо уйдет из жизни. Ты решительно ничего не понял из моих слов. Быть может, я устала от всех этих людей, таких самонадеянных и полных сознания своего мужского достоинства. Быть может, ты мне понравился именно потому, что робеешь и неуверен в себе. Или даже без всякой причины… Во всяком случае, тебе на пользу, что ты не такой, как люди, к которым я привыкла. — Она улыбнулась, исчезло насмешливое выражение, глаза ее смотрели спокойно и пытливо. Но я был настороже. — Сядь сюда ко мне. — Она подобрала свое платье, я повиновался, во не сделал попытки пододвинуться поближе. Она поднесла чашу к моим губам. Я выпил и внезапно ощутил прилив злобы и желания, потребность во что бы то ни стало поддержать свое достоинство. Швырнув пустую чашу на пол, я повернулся к ней, готовый заключить ее в объятия. К моему удивлению, она с гортанным смешком откинулась назад, увлекая меня за собой.