Подземный ветер
Шрифт:
Был рассвет. Она сидела на перилах большого моста, за ее спиной катились взад-вперед страшные, пропахшие подземным ветром синие поезда.
Внизу тоже было течение, но другое. Вода пришла в город, вода уходила из города, так было всегда, вода отражала мосты, набережные и фонари, а потом уходила в никуда, за грань, за линию, где больше нет города и, значит, нет ничего.
Часть третья
Весенняя вода омывала
Улия стояла у длинного, на много дверей входа, в кармане у нее был билет с красной полосой, а из-под ног простиралась вниз широченная лестница, по которой поднимались на Концерт возбужденные радостные люди.
Пестрый поток легко дробился на лица. Любое из них удивляло и притягивало. Шли девушки-студентки в смешных пушистых шапочках; развязные школьники задирали друг друга неокрепшими басами. Шли спортивного вида бабушки с небольшими внуками; шли, взявшись за руки, разного возраста супруги, озабоченные и беспечные, торопливые и медлительные, и все без исключения поглядывали на большую афишу у входа.
Иногда они обращались к Улии, и во всех взглядах был интерес:
– Милая девушка, вы кого-то ждете?
– Да, – отвечала она.
– У вас нет случайно лишнего билетика?
– Нет, – отвечала она.
До начала концерта оставалось всего несколько минут, когда фонари вдоль улицы зажглись одновременно – неверным, нарождающимся, обещающим вечер светом.
Спустя три часа она стояла внизу, в опасной близости от прямоугольной дыры в земле, однако городской ветер благоволил к ней и относил дыхание подземелья, не позволяя ему коснуться Свободного Порождения Города.
Сверху, от входа в большой концертный дом, сбегал вниз поток людвы. Улия смотрела – и не могла выделить ни единого лица: как будто два часа, проведенные под сводчатым потолком, спаяли слушателей в однородную веселую лепешку.
– Чего ты от меня хочешь?!
Саня застыл посреди комнаты, как посреди сцены. Только что была выставлена за дверь последняя девочка, взыскующая автографа.
– Я работаю до кровавого пота… Я думал, ты хоть немножко поздравишь меня! С таким успехом! Господи, у меня было потрясающее настроение… Я думал, ты разделишь мое счастье! А ты пришла, чтобы его затоптать?!
Улия молчала.
– …Ты хочешь, чтобы я жил по твоей указке, так? Чтобы я с утра до ночи слонялся по улицам, радуясь светофорам, как дурачок? Чтобы я таскал на разрушенный мост использованные стаканчики? Да, я хочу карьеры! Я хочу, чтобы у меня были слушатели не только в подворотне! Я заслужил, между прочим. Я заработал это своим горбом… А ты мне помогла? Одна твоя кислая мина…
Улия молчала. Саня осекся; раздраженно прошелся по комнате. Обеими руками взялся за волосы, пытаясь вытряхнуть из них застрявшие
– Ты просто ревнуешь. Ты прочитала эту идиотскую статейку в «Ухтышке».
Улия не поняла, о чем он. Она не читала газеты, написанные людвой для людвы.
– Ты… чем ревновать, следила бы лучше за собой! Ты же опустилась, ходишь в лохмотьях, не красишься, похудела, как чучело…
Улия опять не поняла. Саня встретился с ней глазами – и раздражение его вдруг погасло, как окурок под каблуком.
Он в пять шагов пересек большую комнату. Взял ее за плечи:
– Юлька… Ну ты же знаешь, как я тебя люблю. За что ты меня мучишь? Это правила игры, ты пойми… Сейчас – так, потом будет по-другому, для души… Но сейчас… не мешай мне. Ладно?
Улия сидела на крыше двадцатиэтажного дома. Напротив был большой завод, корпуса его ловили закат большими пыльными окнами, и кое-где за стеклом угадывался силуэт растения в кадке.
Закат погас. Заводские окна засветились, но не желтовато-жилым, а холодным белым светом.
Вокруг Улии дрожали на ветру антенны. Прозрачный, призрачный, пустынный лес.
– Здравствуй, – сказали за ее спиной.
Она хотела вскочить, но Город положил ей на плечи тяжелые ладони и усадил обратно, на залитый смолой «козырек».
– Не послушала меня, девочка?
Улия заворожено смотрела в его глаза – в круговерть миллиардов далеких огней.
– Ты не хочешь вернуться ко мне? Не желаешь освободиться? Или, может быть, не можешь?
– Могу, – сказала Улия.
– Значит, не хочешь?
– Я всегда буду с тобой, – прошептала Улия.
– Ты покидаешь меня. Ты стала тенью. Фонари не узнают тебя. Ты выглядишь больной и жалкой. Скажи только слово – и я отберу тебя у людвы. Отберу силой.
– Нет! – испугалась Улия.
Город сел рядом и обнял ее за плечи:
– Возвращайся. Твое ожерелье – цепь огней – готово и ждет тебя… Твои друзья соскучились по тебе. А я – я слишком ценю каждое свое порождение, чтобы бросать его на произвол судьбы.
– …Юлька! Ты не поверишь! Ты просто не поверишь – кто взял меня в свой концерт! Боже мой, это такой успех, такая удача… Я и мечтать не мог! Ты что же, не рада?!
– Я рада, – сказала Улия.
Не снимая ботинок, Саня рухнул на новую кровать. Кровать была квадратная, как небольшой дворик, Парень лежал, раскинув руки, будто желая обнять все на свете и среди прочего – Улию.
– Послушай… Я и мечтать не смел. Это целый мир… Такой яркий, такой настоящий… И множество друзей. У меня никогда не было столько друзей, как сейчас. У меня никогда не было такой интересной жизни. Петрович меня опекает, как родной отец. Ну да, у него плохой вкус, я знаю… Но зато у него хороший нюх. Он знает, что надо петь и для кого.
– Для людвы, – сказала Улия.
Саня кивнул:
– Для людвы… Хорошее словечко. И не надо так печально – людве нравится! Людва счастлива! Ну что тебе еще?!