Поединок на атолле
Шрифт:
Я попытался прекратить это «бесполезное» занятие и долго объяснял им, что акула скоро всплывет кверху брюхом, и труды их пропадут даром, и если удочка понадобится, то уже для другой хищницы, когда мне придется оставить их гостеприимный кров.
Акула долго не показывалась, но вот ее плавник высунулся из воды и стал чертить лагуну, туда и сюда мимо нашего поселка. Она терпеливо ожидала подачки с берега.
– Ну и брюхо же у этой акулы,- сказал я, стараясь скрыть стыд и смущение,- прямо луженое брюхо.
Тави и Ронго отошли от меня, словно их отнесло ветром. Я нисколько не виню их. Каким вралем я показался этим милым ребятам! Скормить акуле котел великолепной каши из последних плодов хлебного дерева,
Одолеваемый невеселыми мыслями, я стоял в сторонке и наблюдал, как Сахоно привязал один конец лески к стволу пальмы, чернобородый с ужимками и причитаниями надел на крючок огромный кусок мяса тунца, пойманного утром в лагуне. Ронго посмотрел на меня с сочувствием, что-то сказал и кивнул на щербатого, дескать, так надо было и тебе поступить, но ты не знал «настоящих» слов. Только «настоящие» слова могли погубить акулу. В следующий раз мы скажем эти слова над горячей кашей…
Человек с мечтательными глазами раскрутил крючок с наживкой и бросил метра на два впереди акульего носа.
Линь с шуршанием устремился в лагуну. Вырвался мощный вздох из всех грудных клеток.
Рывок!
С пальмы упали три ореха, но, к счастью, никого не задели. Акула то бросалась к берегу, то рвалась в стороны, линь со звоном резал воду.
Островитяне вели себя, как зрители на футбольном матче, следя за поведением рыбы. Я скоро забыл все свои огорченья и присоединился к «болельщикам». Но скоро мне пришлось стать и рыбаком. Когда «леска» ослабла, все мужчины взялись за нее и потянули из воды. Женщины и дети отошли в сторону и поощряли нас криками.
Акула внезапно рванулась, и линь, обжигая руки, потянул всех нас в воду. Пришлось его бросить, а затем браться снова. Так повторялось несколько раз. Наконец мы выволокли ее на песок. Сахоно перерубил ей позвонок около головы, и все-таки тело ее было живое: двигались плавники, хвост, а когда Сахоно острым, как бритва, ножом вспорол ей брюхо и стал вынимать внутренности, то сердце у нее билось, судорожно сокращалось оно и в руках и, брошенное на песок, долго еще пульсировало, пока высохло на солнце.
«Лолита»
Необыкновенно быстро летели дни сказочной жизни на коралловом острове. Просыпаясь с восходом солнца, мы бросались в лагуну, прохладная вода прогоняла остатки липкого сна. Затем, вооружившись гарпунами, отправлялись на рыбную ловлю. Скрипел под ногами голубовато-белый песок – перетертые волнами кораллы, панцири крабов, створки раковин. Мы приносили к завтраку золотистую макрель или серебристую рыбу с коричневыми продольными полосами, иногда лангуста, чаще двустворчатых моллюсков. Хуареи готовила завтрак. Ослепительное солнце не спеша взбиралось к зениту. Здесь никто не торопился. Перед беспредельным океаном все дела казались мелкими, неважными, только он один исполнял за всех все, что нужно и когда нужно: создавал и разрушал острова, растил мириады живых существ, гневался или замирал в ленивой истоме.
Сбор копры подходил к концу. Вообще все работы давно можно было закончить, но островитяне не спешили. Мужчины часами сидели на корточках, глядя на лагуну или в океан. Молчали. Или вели бесконечную беседу на своем журчащем музыкальном, как источник, языке.
Иногда и я садился возле них, и тогда мне казалась вся эта жизнь нереальной, похожей на сон или на кинофильм, который я смотрю и в то же время участвую в нем…
Еще несколько раз мы втроем отправлялись на риф охотиться за осьминогами.
Однажды мы выкопали из песка сотни полторы черепашьих яиц. С превеликим удовольствием мои товарищи ели их сырыми. И я снова осрамился, решив приготовить жаркое из рыбы, залитой яйцами морской черепахи. Меня стали отговаривать, когда поняли мой замысел, затем махнули рукой, видно решив уважить гостя с причудами.
Рыба у меня горела на сковороде, а яйца не свертывались, они плавали на сковородке противной слизистой жижей. Пришлось «блюдо», на радость морским обитателям, вывалить в лагуну. Оказывается, черепашьи яйца нельзя ни сварить, ни сжарить вкрутую, они так и остаются жидкими…
Прошло с полмесяца после моего возвращения на остров. Погода стала портиться. Небо подернулось оловянной дымкой, ветер стих, только прибой на барьерном рифе загрохотал сильней. Где-то недалеко бушевал ураган. Сахоно покачивал головой и подолгу стоял со своими соплеменниками, видимо обсуждая, будет или не будет буря. В конце концов они, наверное, решили, что ураган пройдет стороной. Это было видно по их поведению: никто из них не стал убирать копру в мешки, не укреплял стены хижин, построенных из тростниковых циновок и пальмовых листьев. Женщины весело судачили, собравшись возле костра наших соседей. С Ронго, Тави и другими ребятами мы охотились на морских черепах в лагуне. Нам удалось загнать в сеть черепаху килограммов на сорок. С криком и смехом мы выволокли добычу на песок и перевернули на спину. В это время кто-то из ребят крикнул и показал рукой в океан.
К острову приближался большой трехмачтовый корабль с убранными парусами. Он шел очень быстро, видно, на нем стояли мощные двигатели, и вел его между рифами очень опытный лоцман… Минут через двадцать корабль уже вошел в лагуну. Низко сидящий в воде, выкрашенный под цвет океана, он был очень красив со своими гордо откинутыми назад мачтами. Бушприт поддерживала статуя женщины. На носу была надпись золотыми буквами: «Лолита».
«Лолита» неслась прямо на нас. Внезапно мачты у нее задрожали, и она остановилась метрах в ста от берега, в клюзах загрохотали цепи, и в воду полетели сразу два якоря.
Я рассматривал шхуну, стоя на коралловой глыбе…
Так вот какая она, «Лолита»! Никогда бы не подумал, увидев в порту этот красивый корабль, что на нем плавают морские разбойники.
Но никого похожего на пирата, я пока не видел. По палубе пробегали матросы в серых робах, крепили снасти и выполняли еще какую-то будничную работу. Наконец, палуба опустела, осталось только несколько матросов, да вахтенный штурман в белом костюме расхаживал по крылу низкого мостика. К штурману подошел матрос и тотчас же опрометью бросился к рынде – колоколу, висевшему сбоку рубки. Над островом разнесся тревожный звон, и на палубу высыпала команда, очень многочисленная даже для такого большого корабля. Над фальшбортом мелькали темные лица, бескозырки с белыми чехлами. Матросы строились на шканцах – посредине корабля. Засвистел боцман, и матросы замерли, повернув головы в сторону рубки. Оттуда шел низенький офицер, смуглый, во всем белом, с золотыми нашивками капитана на рукавах, похожий на японца, а рядом с ним вышагивал Ласковый Питер. На нем была белая рубаха и красные шорты. Он также увидел меня, наклонившись, что-то сказал капитану «Лолиты», затем помахал мне рукой, провел пальцем по шее и, улыбаясь, показал на рею грот-мачты.