Поединок на границе
Шрифт:
— Одолел. На заставу увели живыми.
На стене, над койкой Егора Булавина, как память о боевом крещении, висит простреленная фуражка. Пуля пробила фуражку рядом с красной звездочкой и вырвала большой клок с тыльной стороны околыша.
Стесняется сержант-сверхсрочник Булавин показывать людям свою «отметинку». Но бывает, что по неосторожности или по забывчивости наклонит голову, тогда в его рыжеватых волосах пограничники видят белую полоску, которая, как пробор, прошла вдоль темени. Волосы тут больше не растут — пуля выдрала, сожгла корни.
А когда беседует Егор с молодыми солдатами о боевых традициях заставы, о ее героях, он всматривается в
— Если, ребята, в переплет попадетесь, то не робейте. Врага мы должны захватить или уничтожить в любых условиях. Отступать нам от этого не положено… Таков закон границы!
Геннадий Ананьев
СНЕЖНЫЕ ЗАРЯДЫ
I
Полковник Анисимов вышел на крыльцо.
Темные тучи выползали из-за моря и, подхваченные ветром, неслись на город. Лохматые края этих низко летящих туч, казалось, задевали сигнальную мачту аэродрома, на которой горела цепочка ядовито-красных огней.
Отсюда, с крыльца штаба, расположенного на склоне сопки, хорошо видны порт, рыбный завод, окруженный высоким темным забором. А дальше — залив. На волнах лениво покачиваются океанские транспорты, ожидая, когда освободится нужный причал. На противоположном берегу белеют домики метеослужбы, водомерных постов.
Любил полковник смотреть с крыльца штаба на суетливую жизнь порта, на журавлиные шеи портальных кранов, опускавших тюки, ящики, бочки в трюмы океанских пароходов, любил смотреть, как портовые буксиры, вспенивая зеленоватую воду залива, помогают отшвартоваться морскому великану, толкая его корму прикрепленной к носу автомобильной покрышкой. И среди этого всегда не стихаемого шума и не прекращающегося движения, среди десятков судов он каждый раз отыскивал тральщики, уходившие за сельдью, треской, морским окунем, и мысленно желал им попутного ветра. Знал Анисимов, что трудно приходится рыбакам в море, но, провожая взглядом рыбаков, он чаще думал не об их труде, а о результатах этого труда, об янтарном копченом окуне, к которому привык за долгие годы службы на севере и который жена всякий раз подавала к ужину.
Сегодня, как и каждый день, порт жил обычной жизнью: подходили грузовые и пассажирские теплоходы, тральщики с полными трюмами рыбы, прыгая на волнах, от причала: к причалу скользили буксиры. Но полковник сегодня не замечал портовой сутолоки, он смотрел на белые гребни волн. По заливу, казалось, кто-то разбросал комья белого снега, комья эти метались, сталкивались и, подхваченные крутой волной, неслись на берег.
Полковник стоял на крыльце, смотрел на волны, на побелевший залив и думал о том, что трудно сегодня придется сторожевым кораблям в море, да и не только сегодня: подул северяк, а он, как правило, не утихает по нескольку дней, особенно осенью. Северный ветер заметает лощины тяжелым мокрым снегом, выворачивает телефонные столбы, вырывает с корнем кусты березы и вереса. С моря в эти дни часто летит в эфир тревожное SOS… SOS… SOS… Люди боятся северного ветра, и когда синоптики передают штормовое предупреждение, не меняют курса только океанские транспорты и дозорные пограничные корабли.
На берегу в такие дни тоже замирает жизнь: аэродромы не выпускают и не принимают самолеты, дороги становятся безлюдными; мало кто решается углубиться в тундру. Только пограничники, как всегда, не прекращают нести службу.
Заставы, расположенные по берегу, первыми принимают удары морского ветра. Порой до самых
Полковник, поправив фуражку, сошел с крыльца, открыл дверцу машины, которая ожидала его, и уже намеревался сесть, как услышал: «Товарищ полковник!» Начальник клуба капитан Малов почти бежал по дороге к штабу. Полковник подождал Малова.
— Разрешите обратиться?
— Да.
— Завтра ваша беседа с?..
— С молодыми пограничниками.
— Что приготовить в клубе?
— Ничего. Буду проводить в ленинской комнате. Кстати, передайте командиру роты, чтобы он никого из молодых завтра не назначал в наряд.
— После беседы фильм?
— Да. Подберите по теме.
Малов направился к крыльцу штаба, и полковник, глядя на широкую спину начальника клуба, вспомнил, что два часа назад отправил кинопередвижку на левофланговые заставы. Прежде чем сесть в машину, он снова взглянул на лохматые тучи, низко нависшие над городом, и подумал, что если пурга застанет кинопередвижку в пути, то она может не пробиться к заставам. Но эту мысль сразу же вытеснила другая: «Синоптики не предупредили о шторме. Может, стихнет».
II
Дорога вначале огибает заливы, вьется по берегу, как бусины, нанизывая на себя небольшие поселки и рощицы из карликовой березы, потом неожиданно круто поворачивает в безлюдную тундру, пересекает ее и вновь выходит к морю, к заставам. По этой дороге и ехала кинопередвижка. Машина то взбиралась на сопку, то скатывалась в лощину. Вел ее ефрейтор Константин Елагин. Это был его последний рейс на армейской машине. После поездки он должен был демобилизоваться; домой он уже не писал, сообщив, что скоро приедет сам. Рядом с шофером сидел сержант Яков Бутылов. По темному загару на лице можно было определить, что сержант побывал на юге. Действительно, он ехал с Поволжья, где провел короткий солдатский отпуск, представленный ему командованием за отличную учебу. Сейчас Бутылов возвращался на свою заставу.
В кузове на скамье сидел молодой солдат Керим Исхаков. Самый уважаемый парень в деревне, киномеханик районного Дома культуры, он мечтал, как почти все допризывники, о бескозырке или о зеленой фуражке. Эту мечту он смело высказал райвоенкому: «На эсминец или на заставу».
Хотя Исхакова призвали в пограничные войска, на заставу он не попал. Вначале, как и других молодых солдат, сержанты и офицеры учили его ходить в строю, окапываться, быстро надевать противогаз и защитный костюм, учили метко стрелять, маскироваться, то есть учили всему тому, что необходимо знать и уметь каждому пограничнику, а потом его вызвал к себе начальник политотдела. Полковник приказал принять кинопередвижку — обычную грузовую машину, в покрытом брезентом кузове которой закреплен движок с электромотором, сделаны гнезда для киноаппаратуры и банок с кинолентами. Исхаков первый раз ехал на заставы.
На ухабах и рытвинах машину трясло. Исхаков сидел, ухватившись руками за скамью, и думал о том, что нужно бы получше закрепить банки в гнездах ящика, но делать это у него не было желания. Он прислушивался к свисту ветра и чувствовал, что начинается буря. Чувствовал это по тому, что все громче и громче хлопал брезент о борт и в кузове становилось все холоднее. Он уже надел взятые «на всякий случай» валенки, поднял воротник шинели, завязал уши северной шапки-ушанки, но это не помогло. Ноги, правда, не мерзли, но шинель грела плохо. Исхаков был рад, что послушался совета сержанта и взял валенки, но жалел об оставленном полушубке, который «старички» тоже советовали взять, предупреждая, что на севере нельзя верить, особенно осенью, ни солнцу, ни тишине.